– Но почему всё же?.. А?

– Потому что я не хочу, чтобы моя жизнь проходила мимо, – отрезала она. И пошла.

Она прошла мимо Энн, сидящей в трансе на скамейке. Та улыбалась, на щеке был кровоподтёк, губа разбита, краснела кожа под вырванными прядями. Прыщавое худое лицо улыбалось. Джун не посмотрела в её сторону.

Мик со смешанными чувствами смотрел вслед уходящей полненькой девочке. Его «бабочку» починят уже сегодня вечером, и он сможет вернуться.

Он посмотрел на бабочек в банке. Потом на людей на скамейке. Потом – на ту, что лежала на траве, на куртке Юджины. Она уже пришла в сознание, а «бабочка» была заряжена. Она снова была в сети. Она улыбалась – гортань приятно щекотало. Всем понравился её пост. Она нравится. Хорошо.

По щеке у неё потекла тонкая ниточка слюны.

Она нравится.

Хорошо.

Лента асфальта ползла вперёд. Тонкая мелодия свирели путалась в пушистых ветвях евгении. Казалось – вдали гудит завод, в сердце которого кипит металл. Цепочка следов от босых ног неровной тропинкой темнела на асфальте, усыпанном мелкой бетонной крошкой. Следы ходили от одного края пути к другому, то и дело забирались на выщербленный бордюр. Ножки осторожно скакали попеременно с жёлтой краски на белую, а потом – бетонные блоки закончились, и пришлось вернуться обратно на асфальт. В редкой траве блестели битые стёкла, сухие стебли подёрнулись ржавчиной. Сегодня маленькой путнице совсем не хотелось бегать по кустам – без обуви там и делать нечего. Хотя весело прятаться в вечной зелени – наверное, кусты умрут последними.

– Я не хочу этого видеть! Пусть живут вечно! И никогда-никогда не завянут! – бойкий голос отозвался от ветвей. Перевёрнутая фигура быстро мелькнула в пустой баночке из-под джема, лежащей среди корней.

Лента асфальта обрывалась десять метров спустя. Свесив ноги, на краю сидел старик. Рукава коричневой рубашки подвёрнуты до локтей, на смуглой коже сквозь морщины видны вены. Видавший виды ремень, уже начавший рассыхаться от времени, поддерживал чёрные брюки, с заплатами на карманах. Седые кудрявые волосы непослушными прядями вылезали из–под выгоревшей на солнце шляпы.

– Дядюшка Том! – радостный оклик ребёнка прервал мелодию.

Старик опустил флейту и неторопливо обернулся. Высохшие губы расплылись в доброй улыбке.

– Привет-привет, малышка! И сегодня тоже пришла? – спросил он усталым голосом.

– Конечно! Вот только угадайте – кто я сегодня?

Девочка восьми лет поставила плетёную корзину ровно на разделительную полосу и стала ждать ответа. Старик сразу же понял разгадку, но решил не спешить с ответом. Он деловито потёр подбородок, потом встал и подошёл поближе к девочке. Посмотрел на неё внимательно, поднял взгляд наверх, потёр затылок, а потом хлопнул себя по лбу.

– Ну, конечно же! Красная Шапочка! – произнёс он.

– Да! Да! Угадали! – торжествующе вскрикнула девочка.

– Рад, что ты сегодня весёлая, Мирра, – улыбнулся старик.

– А вам – весело?

– Ну, когда ко мне приходят гости – мне всегда весело!

Грустно вздохнув, он погладил девочку по волосам и сел обратно. Под поношенными ботинками зияла бездна – это был край мира.

***

– Где же ты взяла этот костюмчик?

– Мама сшила!

– А где она взяла ткань?

– Не знаю! – весело захихикала девочка и продолжила скакать по дорожке.

Дядя Том усмехнулся, потёр лоб и снова стал смотреть на бездну.

Завода не стало ночью – можно сказать, что жертв не было. Но у оставшихся здесь людей было своё мнение на этот счёт. Две массивные полые трубы тогда как подпрыгнули. Шесть бело-красных упали, как тонкие тополя. На несколько секунд раскрылся огненный зев на месте сердца этой колонии – и ничего не стало. Ни земли, ни неба.