– Бекки сказала, что тебе теперь нужен покой. Что без швов эта фигня будет заживать долго, – Эл старался выглядеть беззаботным, но всё-таки его лицо выдавало обеспокоенность, и что-то подсказывало Честеру, что Эл больше переживал из-за отсутствия помощника, чем за его здоровье.

– Не волнуйся, я буду работать как обычно.

– С ума сошёл? Бекки сказала…

– Да мне всё равно, что она сказала. Это всего лишь царапина.

– Сильно болит? – спросил Эл.

– Ты не слышал, что я только что сказал? – со смехом покачал головой Честер.

Эл поднял со столика початую бутылку виски, которую выделил Бекки для оказания медицинской помощи пострадавшему.

– Ты пил?

– Немного. Отличное обезболивающее!

– Да уж, – покачал головой Эл. – Рик узнает – уволит нас обоих. Ты же несовершеннолетний!

– Мне будет восемнадцать меньше чем через две недели! – возмутился Честер.

– Вот тогда и начнёшь пить, – сказал Эл.

– Тогда попроси Колина, чтобы принёс мне завтра аспирин, – мрачно проворчал в ответ Честер. – А то я работать не смогу.

– Какая на фиг работа? У тебя дыра в боку! И потом, Рик уже в курсе…

– Ты что, звонил ему посреди ночи?

– Естественно. Я же должен был его предупредить. Мало ли, кто там что видел и кто кому что теперь расскажет. Раз среди публики была медсестра, почему бы не быть и журналистам. Поверь, лучше пусть Рик узнает всё от меня, чем из утренних газет.

– Он разозлился?

– Ещё бы… Но не на тебя, не переживай. Пару недель назад кстати кого-то порезали буквально у соседнего дома.

– С чего ты взял, что это те же самые люди?

Эл пожал плечами. Честер может и работал здесь почти с основания клуба, но он каким-то чудом умудрялся не замечать того, что порой происходило буквально у него под носом.

– В общем, Рик сказал, что ты можешь взять столько выходных, сколько тебе потребуется.

– Да я и так нормально себя чувствую!

– Ага, – Эл скептически усмехнулся. – Завтра утром, когда виски перестанет действовать, попробуй оцени свои ощущения. И вообще, когда тебе дают возможность отдохнуть – этим надо пользоваться!

Честер проснулся от того, что кто-то смахнул с его лица чёлку.

Его сон был очень чутким – на этом диванчике по-другому и быть не могло. Каждое движение отдавалось скрипом, и в любом положении уже через полчаса начинали болеть какие-нибудь мышцы.

Этой ночью спалось ему хуже обычного. После того, как Эл ушёл домой, Честер заснул довольно быстро, но уже вскоре обезболивающий эффект алкоголя прекратился и к нему вновь вернулась пульсирующая ноющая боль в левом боку. Она была не такой уж сильной, но постоянной и навязчивой. Как звук падающих капель из подтекающего крана. С одной стороны – ничего особенного, можно потерпеть. Но каждый следующий «кап» всё сильнее выводит из себя, и какое-то время спустя невозможно уже и думать ни о чём другом, кроме как об этом сводящем с ума звуке.

«Болит–болит–болит», – пульсировало в голове у Честера в унисон с ноющим жжением в боку. Он ловил себя на этой монотонной повторяющейся мысли и старался переключиться на что-то другое. Например, на барабаны. Как он теперь будет заниматься? Если даже пошевелить рукой было больно–больно–больно… А если попробовать думать о Бекки? И о том, как приятно её ладошка двигалась по его коже? И как она могла бы двигаться дальше и ниже… «Болит–болит–болит» – снова стучало в висках, с каждым ударом сердца, с каждой волной этой вполне терпимой боли, прерывая юношеские фантазии ещё до того, как Честер успевал им устыдиться.

Боль мешала заснуть и не давала сосредоточиться ни на чём другом.

Честер не помнил, чтобы хоть одна ночь в его жизни была такой мучительной, хотя к синякам и ссадинам был давно привыкший. Даже когда он тяжело болел простудой, в промежутках между приступами лихорадки и кашля он проваливался время от времени в глубокий и долгожданный сон. Сейчас же сон был поверхностным и липким, беспокойным и утомляющим. Всякий раз, когда Честер пытался сменить позу, его левый бок пронзало болью, как будто кто-то заново рассекал его рану острым лезвием. В эти моменты Честер просыпался и не всегда мог сдержать болезненный стон.