Как только командир курса завершил свои объяснения, пожелал нам удачи и вышел, зал взорвался от радости новоиспечённых курсантов… Немного успокоившись, мы побежали за своими китбэгами и увольнительными «пасами», а потом на КПП – ловить попутки до Беэр-Шевы, а может, если повезёт, и дальше, в направлении дома.

Мы ещё успели увидеть последние автобусы, увозившие наших товарищей, которые не прошли физический отбор, – они направлялись в Тель Ашомер для определения нового места службы.

Домой, в Иерусалим, я добрался, когда солнце уже было близко к закату. Удивлению родителей моему рассказу, а самое главное – его результату, не было конца и края. Последний раз они меня видели в зелёной форме сухопутных войск, и вот я уже в серо-бежевой, да ещё курсант Лётной школы… Просто невероятно! А тем более в нашем-то положении новых репатриантов…

Но шок прошёл, как и увольнительная на субботу, и я начал вникать в смысл армейского выражения, что «у каждой субботы есть вечер после субботы»…

Наша жизнь в качестве полноценных курсантов Лётной школы ВВС началась с обыденного: каптёрки, обустройства в палаточном лагере – на этот раз серьёзно, со шкафчиками для личных вещей, и портного. Одним из внешних «опознавательных признаков» курсантов Лётной школы была белая сантиметровая полоска вокруг каймы обычного синего берета ВВС рядового и сержантского состава. Вторым знаком были погоны – у нас, курсантов «Предварительного этапа», были простые синие погоны; с продвижением курсанта с одного этапа на другой на погоны добавлялась полоска. Через день мы все уже щеголяли в погонах и беретах с белой полоской – все могли видеть, что мы не простые «солдатики», а курсанты Лётной школы…

В первый же день нас собрали на инструктаж со старшиной Лётной школы. Его настоящее имя Шай Янив, но все звали его Шикель. Поговаривали, что в пятидесятых Шикель уже служил в Лётной школе сержантом и «гонял» нашего сегодняшнего командира школы, когда тот ещё был курсантом. Так это или нет, мы ещё не знали, но точно знали, что все лётчики – и лейтенанты, и полковники – относились к нему с очень большим уважением и прислушивались к каждому его слову и «совету». Мы же точно знали: его слово – закон, и прислушивались к его «наставлениям» для новых курсантов, особенно, когда он учил нас писаному и неписаному уставу поведения курсанта Лётной школы ВВС Израиля. Особое внимание он уделял процессу отдания чести – все курсанты должны были «взять под козырёк» в качестве приветствия старших по званию при встрече с любым офицером, а тем паче с ним. И Шикель долго и упорно объяснял и показывал нам, как надо держать ладонь при «козырянии». А чтобы быстрей понимали сказанное, в ближайшие несколько дней он продемонстрировал нам, что относится очень серьёзно к каждому своему слову, и несколько наших ребят поплатились внеочередной неделей работ на кухне за невыполнение его наказов. Это, а также предупреждения курсантов старших курсов, имело свой эффект, и проблемы с дисциплиной были редким явлением.

Моя первая фотография в Лётной школе. Август 1974 года. Фото из личного архива

Я отнёсся к наказам Шикеля очень серьёзно – даже немного чересчур серьёзно, и это привело меня к неловкой ситуации… Однажды я зашёл по малой нужде в солдатский туалет вблизи нашей столовой. Спокойно сделав своё дело, я уже был в процессе застёгивания, когда в помещение стремительным шагом вошёл Шикель. На секунду я растерялся и не знал, что делать – «козыряние» в такой ситуации в таком месте Шикель в своём инструктаже не описывал… Но зная, что он очень строго относится к приветствию старших по званию, я как был, так и развернулся к нему, вытянулся в струнку, вскинул руку к виску и отдал честь, держа локоть точно под тем углом, который Шикель так любил… Шикель резко затормозил своё стремительное движение к одной из кабинок и взглянул на меня с нескрываемым удивлением. Затем мягким голосом сказал: «В туалете никому не надо отдавать честь. Особенно с расстёгнутой ширинкой» – и поспешил закрыться в выбранной им кабинке.