– Госпожа Леверг, я думаю, Вы понимаете, что заставило меня прийти к Вам? – Иванджелина сделала вид, что не заметила кривляний Фруалис.

– Конечно понимаю, Вы пришли пригласить меня вступить в общество по защите исчезающих видов животных, которое Вы организовали на пару с госпожой Риверс. Итак, Ваша подопечная уникальный вид: маленькая серенькая мышка, дворянского происхождения, прошу заметить и с внушительной родословной, умеет летать и в темноте светится, как звезда.

– Прекратите оскорблять госпожу Фейрфак. Ваша статья просто возмутительна, каждое слово в ней наглая ложь и бессовестная клевета. Я не знаю, какие причины побуждают вас ненавидеть госпожу Фейрфак, но…

– Ну, конечно, как Вам это понять госпожа де*Кверлик, Вы ведь носа не поднимаете от своих умных книжек. У Вас всё правильно, всё системно, и это, по-вашему, и есть любовь?!

– Любовь или неудовлетворённое тщеславие? – Едко заметила Иванджелина, – если Вы действительно любите, Вы должны уважать выбор того, кого любите. Сударыня, я требую, чтобы Вы написали опровержение и публично извинились перед госпожой Фейрфак.

– А я требую безграничную власть над землей и корону вселенной, и что с того?

– Сударыня, если Вы не сделаете то, о чём я Вас пока прошу, то тогда…

– Что тогда?

Одно из окон будуара вдребезги разбилось, в комнату со свистом влетел камень, обёрнутый какой-то бумагой.

– Это возмутительно! – Воскликнула Фруалис и бросилась к окну, однако злоумышленник уже скрылся.

– Однако, это недурно, – проговорила Ива, рассматривая бумагу, – узнаю почерк, поздравляю Вас, госпожа Леверг, Вас покорили Вашем же оружием, счастливо оставаться.

И баронесса де*Кверлик спешно удалилась. Оставив Фруалис самостоятельно изучать свежий номер газеты и памфлеты, напечатанные в нём, под которыми стояло авторство Ф. Фейрфак:

Нам всем известно, господа,

Есть в мире зло и доброта,

Их разделить сложнее, господа,

Граница явно не видна.

Иные громко говорят о блеске мнимом,

Однако не забыли и себя украсить мишурой.

Ведь, главное, держать обман таинственно хранимым,

Кичась своей надменной красотой.

Иное размалёвано лицо,

Так, словно жизнь вся – это маскарад,

Но снимем маску, вот смотрите же, оно,

Оно хранит в себе опасный лживый яд.

А подлинность сокрыта далеко,

Что делать, таково его призванье,

Понять их суть не каждому дано

Любовь и красота таинственное знание.

О чистоте все будут говорить,

Судить порою глупо и неверно,

Но грязи ведь дано же всё чернить.

Стирать собой всё светлое так мелко.

Коль подлость с глупостью в содружестве живёт,

Я и гроша за них за всех не дам.

Но знаю я: по морю жизни наш корабль плывёт,

Назло судьбе, назло врагам, он паруса свои раскрыл семи ветрам.

***

Эдвард сидел на траве в саду и держал на коленях спящего маленького щенка. Своею твёрдой рукой юноша ласково проводил по пушистой шёрстке собаки. Серые глаза молодого барона были печальными и задумчивыми.

« Я ведь была несправедлива к нему утром, – подумала, выходя в сад Ива, – в конце концов, что плохого в собаке. Я была взвинчена из-за Фруалис, вот Эдвард и попал под раздачу».

Увидев выходящую к нему жену, юноша быстрым движением, спрятал щенка под свою куртку.

– Как ты его назвал? – Спросила Ива, присаживаясь рядом на траву.

– Берг, – в голосе молодого человека прозвучала плохо скрываемая обида.

– Милый мой, прости, я была резка с тобой сегодня утром. У меня было плохое настроение, вот я и сорвалась на тебя. Не обижайся, пожалуйста.

– Хорошо.

– И Берг пусть у нас остаётся, если ты ещё не передумал, хорошо?

– Правда?! – Молодой человек улыбнулся, и глаза его весело засверкали.