В местечке появилась еще одна большая группа «военных новоселов». Это были, так называемые «баройгесе», что в переводе значит обиженные. (Это были обыкновенные дезертиры. Их поступки я, в общем, одобряю. Зачем было отдавать свою жизнь за враждебную евреям царскую власть. Однако, мне, жившему в той же стране, буквально через двадцать пять лет, но при другой власти – власти коммунистов, – трудно себе представить, как столько дезертиров могло жить буквально в открытую в крупном населенном пункте и даже работать. Так приведу факт из моей жизни во время Второй мировой войны. Когда я служил в 1943 году в военном училище в Средней Азии, у нас из части дезертировали два солдата из местных жителей. Они, с помощью родных, прятались в диких зарослях горной реки, но их и там нашли и судили военным трибуналом).

Сдавая им жилье, мама как-то поддерживала наше материальное благополучие. Хочу отметить особенность их проживания. Каждый из них находился на арендуемом жилье либо днем, либо ночью. У нас таких жильцов было двое. Один из них был очень глупым, и мама не хотела ему сдавать жилье, так как нет ничего хуже, чем иметь дело с дураком. Но ее уговорила жена дезертира, ссылаясь на то, что у них много детей. Жена, в отличие от своего мужа, была очень умной женщиной и смогла уговорить маму.

Вторым жильцом был некий Мойше – прямая противоположность первому. Он был большой умница и настоящий «сорви голова». Благодаря своей артистической повадке он вносил в дом хорошее настроение. Кроме хорошего настроения, он вносил в дом еще кое-какие продукты. Работал он только в ночную смену на мельнице или маслобойке. О некоторых людях говорят, что этот человек «не приходит с пустыми руками». Мойше же «не приходил с пустыми ногами». Прежде чем уйти с работы, он завязывал внизу кальсоны и насыпал в них, «что Бог послал». Это были и семена подсолнечника, которые мы потом жарили, и очищенные от скорлупок семена, и даже подсолнечное масло в плоских бутылочках, и мука. Этот же Мойше принес известие о революции. Это было утром и ему, конечно, никто не поверил, потому что Мойше всегда бредил Революцией и к тому же он был большим лгуном. И только в школе его известие подтвердилось. Занятия в школе продолжались, но обстановка уже была не той. Баройгесе тут же из местечка исчезли. Теперь пришло время гаданий: «Будет лучше или хуже? Будут погромы или нет?» Но 1917 год прошел без погромов и без каких-либо изменений к худшему. В это время я уже мыслила осознанно, так как чувствовала себя почти взрослой. Дальнейшие несколько лет это подтвердили.

Летом 1918 года родился мой брат Абрам.

Он уже был третьим ребенком у моих родителей. Я прекрасно помню день «брит милы». Это день, когда совершается обрезание крайней плоти у младенца-мальчика. Согласно Торе это производится на восьмой день после его рождения. Это был красивый солнечный день, совсем не похожий на всю его последующую жизнь. Бабушка Эстер вышла на улицу в переднике, наполненном круглыми маленькими пряниками и конфетами и ими угощала всех детей.

Вечером собрается миньон – это десять совершеннолетних мужчин не моложе 13 лет – необходимый кворум для совершения коллективной молитвы. И моэль производит удаление крайней плоти у младенца. Мне запомнилось как выбирали моэля для Абрама. В местечке было два моэля. Один был красивый, чистоплотный мужчина, а второй был – прямо его противоположность. За эту операцию первый брал дороже и, хотя в семье были материальные трудности, взяли первого – более дорого.

Родился Абрам в тяжелое время и рос он тоже тяжело. У мамы исчезло грудное молоко и он стал болеть. Появился понос. Его болезнь тогда называлась «английской», но теперь я думаю, что у него был просто рахит. До трех лет он не ходил и не разговаривал. По моему мнению, Цанк вылечил его случайно, приписав ему известковую воду.