В условиях безлесной части Украины печь в основном топилась соломой. Иногда это были сухие стебли подсолнухов или камыша. Топили и разными экзотическими видами топлива. Приведу некоторые из них. Летом коровий и лошадиный навоз перемешивался с соломой, формировались своего рода кирпичики и высушивались на солнце – и топливо готово к использованию. Это топливо называлось кизяком.

С появлением в местечке маслобойни (производство по выжиманию масла из семян подсолнуха) начали топить отходами этого производства – шелухой от семечек. Топка шелухой требовала мастерства и времени. В русской печи шелуха очень красиво горела, но надо было быть внимательным. С горящей горки шелухи надо было вовремя снимать перегоревший слой, в противном случае огонь мог погаснуть. Перегоревший слой надо было снимать и передвигать в горку уже вместо ранее перегоревшей шелухи. Во время топки нельзя было уходить, пока вся шелуха не сгорит. Горка перегоревшей шелухи обычно занимала половину внутреннего пространства печи. Эта горка представляла особую ценность, так как долго сохраняла тепло. В ее жар вставлялись чугунки с едой, и она там доваривалась.

Еда, приготовленная на таком медленном огне, была очень вкусной.

Для топки шелухой каминов и плит изготавливались мастерами специальные устройства, сыпавшие шелуху небольшими порциями. Вернемся к кипячению воды в производственных целях. Как видно из вышесказанного, бедный человек не мог себе позволить часто топить печь, а кипяток нужен был ежедневно и даже два раза в день – утром и вечером. Учитывая спрос, бабушка Эстер организовала производство кипятка на продажу.

Вот описание этого производства и всего связанного с ним. В печь был встроен бак для кипячения воды. Рядом с печью стояла большая бочка с водой – это сырье. В этом производстве обязанности были распределены следующим образом. Дедушка Герш наливал воду в бак и топил, а бабушка сидела на низком стульчике перед краном, который был выведен в комнату, и продавала кипяток. Продажу кипятка она никому не доверяла, а вот дедушка перепоручал топку мне, что мне очень нравилось. Лучшим видом топлива для кипячения воды была солома, так как она быстро поднимала температуру в печи.

Процесс топки происходил следующим образом. Накануне дедушка натаскивал полную кухню соломы и растапливал печь. Науку как топить я усвоила от дедушки. Я во все времена любила топить печь. Усаживаешься на ворох соломы перед печью и делаешь из соломы маленькие снопики. По мере выгорания предыдущей порции ее разгребают кочергой, чтобы все выгорело, и после этого подкладывают следующий снопик. Дедушка учил меня быть осторожной с топкой, иначе огонь мог вырваться наружу и обжечь, чего я, конечно, боялась. Все было хорошо, пока из соломы не выскакивала мышь. Я очень боялась мышей и подымала крик. Тут же с печи спускали кошку, которая, как и дед, любила лежать на печи, и начиналась охота.

От жизни у бабушки остались у меня яркие воспоминания о посиделках соседей – покупателей кипятка. К вечеру, еще задолго до того, как закипит вода, приходили женщины с чайниками и усаживались вдоль стен на тот сундук, в котором летом хранились яблоки для продажи в розницу. Это был своего рода импровизированный клуб, где обменивались новостями, на кого-то клеветали, над кем-то посмеивались. Зачастую они засиживались, и тогда их дети приходили звать своих мам домой.

Приход детей дедушке не нравился, так как они выхолаживали дом, а это лишний расход топлива. Ранее пришедшие покупатели переговаривались между собой и с нетерпением ждали прихода «мастеров слова» – наших юмористов. Эти люди талантливо копировали и критиковали всех, кто попадался им на язык. Это были Хаим Каплун, Хаскел Теплицкий и мать большой семьи по имени Цыся. Запомнилось мне одно изречение Хаскела по поводу одной нашей неряшливой соседки: «Хайка после кормления детей, забывает положить грудь на место». Хаима за глаза звали: «Хаим дер лыгнер» – то есть лжец. Хаим талантливо сочинял такие смешные истории, что слушатели смеялись до слез. Но какой писатель не лжец, ведь все, что им написано, плод его воображения. Все их интермедии принимались слушателями с большим интересом и сопровождались смехом от души. Заразительнее всех смеялась Бобеле. Для соседей это были настоящие импровизированные концерты, которые оживляли их тяжелый и однообразный быт. Посиделки эти были, в основном, зимой.