А пока… Абрам Моисеевич поднялся в квартиру и включил радио, выставив его в открытое окно. Спустившись к остальным, мужчина подсел к своей жене. Трижды прозвучал сигнал начала трансляции. Все сидящие за столом замолчали.

Последние секунды мирной жизни истекли.

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек…»

Звон разбитой чашки, выпавшей из чьих-то рук, остался без внимания. В оглушительном молчании, растерянно и с ужасом переглядываясь, все слушали радио. Но как только речь подошла к концу, тишина тяжелым свинцом легла на плечи. Вскоре безмолвие прорезали всхлипы женщин. Абрам Моисеевич, тяжело вздохнув, открыл портсигар, молча предлагая Кириану и Дарию закурить. Те так же молча взяли по сигарете, хотя никогда раньше не курили.

– Абрам… Что теперь с нами будет? Что? – тихо всхлипывая, спросила у него супруга.

В ответ пожилой мужчина тяжело вздохнул.

– Я бы хотел тебе, Роза, сказать что-то, чтобы успокоить, но… У меня сейчас слов не находится. Я не знаю, что будет, не знаю!

По щекам женщины вниз побежали слезы, оставляя мокрые дорожки.

Альбина словно оцепенела, растерянно глядя куда-то перед собой. Она сжала руками салфетку так, что на кулаках побелели костяшки. Элоиза же переводила испуганный взгляд то на радио, то на кого-то из присутствующих.

– Нет, нет, нет, этого не может быть! Не может! Не может! Пожалуйста, господи!

И девушка залилась слезами.

– А как же… Севастополь… Если бомбили Севастополь… Там же Мариночка с Юрой… Как же они там, – растерянно бормотала Альбина и не замечала слез, что градом бежали по ее побледневшим щекам.

Осознание того страшного, что свершилось, своей необратимостью и неизбежностью давило на грудь, мешало сделать вдох. Гнетущее чувство ожидания чего-то страшного повисло в воздухе.

– Кажется, Дарий, наша увольнительная прямо сейчас закончилась, – с горечью произнес Кириан. – Хотя… что я несу! Какие тут увольнительные, когда прежняя жизнь закончилась.

– Простите, но нам нужно срочно возвращаться в часть, – сказал Дарий, бросив на Альбину взгляд, полный сожаления и глухой, невыразимой тоски.

– Мы… мы проводим вас, – запинаясь, промолвила Альбина.

Ее подруга молча кивнула.

Вот так этот день для них стал днем встречи и разлуки. Им казалось, что их пути неумолимо расходятся, однако у Девы Судеб на этот счет было свое мнение. Нити их судеб, лежавшие на ее ладони, так и остались переплетенными.

Август 1941 года, Феодосия

Никто не знает, куда повернет дорога жизни. Разве можно ее предугадать?

Тот день, ставший роковым для миллионов людей и бессмертных, крепко-накрепко соединил четыре судьбы неразрывной связью. Обменявшись на прощание с Эллой и Алей адресами, Кириан и Дарий поспешили домой, чтобы собраться в свою военную часть. Жизнь в одночасье перевернулась, выбив почву из-под ног, и никто тогда не представлял, что ждет всех дальше. Люди были растеряны, напуганы, и этот день действительно оказался очень долгим. Просто потому, что все потерялись во времени, перестав его ощущать.

Элоиза с Альбиной на следующее утро уехали обратно в Феодосию. Туда война пришла чуть позже, чем в Одессу. Бомбардировки Одессы начались спустя месяц, а в октябре сорок первого в город зашли немецкие и румынские войска. На территории Феодосии враг оказался в начале ноября. Узнав о том, что Севастополь одним из первых подвергся вражеской атаке, бесстрашная Альбина поехала туда, чтобы найти сестру, но нашла лишь горькую весть о ее гибели вместе с мужем. Во время очередной бомбардировки Севастополя девушка серьезно пострадала, не успев добежать до укрытия. В тот отчаянный миг Элоиза приняла единственно верное решение обратить свою умирающую подругу и попросила об этом свою близкую родственницу, поехавшую вместе с ними. Та, хоть и выглядела двадцатилетней девушкой, была уже стодвухлетней представительницей клана лис-оборотней.