– Я не понимаю, что ты хочешь сказать, Сережа. К чему ты все это говоришь? – задумавшись на секунду, переспросила Вика.

– А говорю я это просто к тому, чтобы ты смогла понять, что ты сознательно торопишь свое время и подгоняешь свою жизнь, вычеркивая из нее годы. Точно так же я поступал всего лишь неделю тому назад, но теперь я стараюсь насладиться каждой минутой, проведенной в пути, каждой секундой, и я не хочу, чтобы этот день заканчивался. И теперь мне хочется, чтобы так было всегда. Понимаешь? Именно из-за этого осознания я отправился в путь.

Вика молча сидела напротив Сергея и смотрела на него широко открытыми глазами. Такого необычного посетителя и таких странных речей, как она сама для себя определила, она в своей жизни еще не встречала. Но что-то искреннее и доброе слышалось ей в словах Сергея, что-то непередаваемо настоящее и чистое чувствовалось в его голосе. Он говорил так, будто только он один знал правду, словно только ему открылась истина, и от этого ему хотелось верить. Всего каких-то двадцать минут она видела Сергея, но этих минут хватило, чтобы чем-то непонятным и обжигающим всколыхнуть ее сознание, уставшее от обыденного однообразия. В следующие десять минут, пока Сергей неторопливо допивал вторую кружку чая, она успела рассказать ему про свою жизнь. Про то, что с утра до вечера, включая субботу, находится в этом кафе, и что само кафе принадлежит двоюродному брату ее отца, и что она сама живет неподалеку, и что это единственное место, где можно заработать себе на жизнь.

Волков сидел, вольготно откинувшись на высокую спинку стула, прихлебывал вкусный чай, внимательно слушал живой и эмоциональный рассказ Вики и видел, как в процессе своего повествования она все глубже вдавалась в детали своей жизни. Она рассказывала так страстно и самозабвенно, что Сергею казалось, будто он является ее самым близким и лучшим другом.

Но в какой-то момент ее рассказ внезапно прервался. Дверь кафе со скрипом отворилась, и внутрь помещения вошли четыре человека: двое мужчин и две женщины. Волков отодвинул штору и посмотрел в окно. Неподалеку стояли два легковых автомобиля. К одному из них был прикреплен грузовой прицеп доверху груженый досками и фанерными щитами, а возле другого стоял парень и выгуливал маленькую собачку.

Вика встрепенулась, извинилась перед Сергеем за прерванный разговор и, побежав к барной стойке, привычно заняла свое рабочее место.

Новые посетители делали заказ долго и нудно. Они медленно листали меню взад и вперед, о чем-то постоянно спорили и обсуждали салаты. Женщины вслух говорили о том, что в таких придорожных заведениях вкусные салаты делать не могут, а если и делают, то совершенно неправильно, и уж точно не по рецепту. Согласившись друг с другом в этой, как им казалось, правильной мысли, они тут же переключались на обсуждение рецептов других блюд, только что прочитанных в меню. Вскоре в помещение зашел парень с маленькой собачкой на руках, оказавшийся сыном одной из присутствующих женщин, после чего заказ блюд значительно ускорился.

Приняв, наконец, заказ, Вика удалилась за дверь, чтобы отдать повару распоряжение о приготовлении блюд, а сама открыла большой холодильник, стоявший за дверью, и принялась раскладывать по глубоким фигурным мискам заказанные салаты.

Вскоре в кафе зашли новые посетители. Затем еще и еще. Из семи столиков свободными остались только два. Вика шустро забегала между столами, записывая заказы и отправляя их на кухню. Она подавала приготовленные блюда и напитки, уносила грязную посуду со столов, наливала чай, пробивала чеки и проворно отсчитывала сдачу. Сергей понял, что у Вики уже больше не будет времени на разговоры по душам. Рабочий день вероломно ворвался в помещение кафе и закружил ее в нескончаемом круговороте. Лишь изредка она оглядывалась на Сергея и еле заметно улыбалась ему. Но в этой улыбке Волков отчетливо видел невысказанную досаду на нелепые обстоятельства, прервавшие их интересную беседу, а в ее мимолетном взгляде отражалось ясное осознание своей беспомощности перед тяжким давлением серых будней. И она прекрасно понимала свою беспомощность, а Сергей чувствовал, как в глубине души этой милой девушки зарождается чувство внутреннего протеста, без которого невозможна истинная свобода.