Немецкий историк К. Рейнгардт дополняет эти признания: «В связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всём фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 795 человек, а общие её потери достигли примерно 350 тысяч человек… Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность…».

Более наглядно выразил эту мысль представитель Министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти: «Солдат на фронте видит только, что каждый день перед ним появляются всё новые и новые части противника, что дивизии и полки, которые давно считались погибшими, снова вступают в бой, пополненные и окрепшие, и что, кроме того, эти русские войска превосходят нас не только числом, но и умением, так как они очень хорошо изучили немецкую тактику. Немецкий солдат на фронте видит, что ряды армии настолько поредели, что при всей храбрости вряд ли удастся противопоставить противнику сколько-нибудь значительные силы».

Признание противником воинской доблести своего недруга, на мой взгляд, самая объективная оценка его деловых и морально-политических качеств в отличие от ангажированных высказываний тех «либералов», если не сказать нацистов по духу, которым советский солдат пришёлся не по нутру. Разумеется, эти греющие русскую душу слова говорили те, кто не знал внутренней жизни советской армии. А в ней происходило всё то, что бывает в напряжённых ситуациях в любой армии мира, не исключая и гитлеровской, в которой царил культ повиновения старшему по званию, фюреру же тем более. И коллаборационизм, и невыполнение приказов начальства, и дезертирство не только единоличное, но и массовое, и сдача в плен, к которой относятся те же определения, и признательные показания пленников, зачастую не скрывавших секретных данных, и переход неустойчивых солдат на сторону противника (таких перебежчиков, которые составляли обычно хозяйственные команды, отказываясь брать в руки оружие, немцы называли «хиви»), и другие разновидности морально-политической деградации человека, одетого в серую шинель. Всего не перечислить.

Я говорю об этом не для того, чтобы принизить роль советского воина, как может показаться ультраправым патриотам, а для того, чтобы ультралевые критиканы подвига советского народа наконец поняли, какому врагу наша армия при всех её недостатках переломила хребет. Ведь отечественная историография Великой Отечественной войны наполнена и по сей день пополняется фальшивыми утверждениями о неумении русского солдата воевать, об отсутствии у него мужества и отваги. Причем это касается не только начальных месяцев войны, когда армия только осваивала «науку ненависти», но и последующих событий.

Наши противники, как я уже говорил, свидетельствовали об обратном. На восьмой день войны начальник главного штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека…» Ему вторит и Г. Блюмментрит, начальник штаба 4-й немецкой армии: «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, что такое Красная Армия». Наши потери достигли пятидесяти процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске свыше недели, сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжелых орудий и бомбежку с воздуха. Наши войска очень скоро узнали, что значит сражаться против «русских». Мемуары германских участников Большой войны, потрясшей мир, подтверждают правоту немецких военачальников.