И еще одна неприятность ждала Глеба после того, как у его постели собрался целый консилиум. Когда приглашенные специалисты узнали, что этот необычный больной пользуется в госпитале правом на прогулки, они пришли в ужас. Какие могут быть прогулки при таком наборе возможных недугов? Светила немецкой медицины строго предписали доктору Вольфу отобрать у ефрейтора Кнехта разрешение на прогулки. И это разрешение было отобрано. Начиная с 14 января Кнехт уже не мог покидать стены госпиталя.
Ефрейтору Кнехту этот факт, может быть, был не так важен. А вот для капитана Шубина это стало большой проблемой. Зачем оставаться в госпитале, если нельзя добраться до источников информации, до своей рации, нельзя передать информацию полковнику Уколову? Пребывание в госпитале в таком случае теряло для Шубина всякий смысл. Врачи его словно в тюрьму посадили. Но он не хотел сидеть в тюрьме.
И Шубин решил, что в таком случае он, пожалуй, перестанет повышать у себя температуру и даст немецким врачам себя вылечить. Он перестал использовать методику, которой его научил индийский специалист. Результаты не заставили себя ждать: раненый пошел на поправку. Врачи торжествовали победу. При этом они уже не настаивали на немедленной выписке Кнехта из госпиталя, на его возвращении на фронт. Теперь они хотели получше изучить его загадочный организм.
Все получалось так, как и хотел Шубин. За одним маленьким исключением: врачи категорически не разрешали ему покидать стены госпиталя. Когда «ефрейтор Кнехт» попытался заговорить о получении такого разрешения, поднялась настоящая буря.
– О каких прогулках вы говорите, ефрейтор? – возмущался самый авторитетный среди немецких врачей пожилой доктор, похожий на профессора. – Вы несколько дней находились на грани смерти! Мы до сих пор не знаем, почему ваш организм так реагирует на лекарства! Вы должны находиться под непрерывным наблюдением специалистов! Так что мой ответ – нет и еще раз нет! Никаких прогулок до самой выписки!
Шубин не стал спорить с профессором. «Ладно, это мы еще посмотрим, – подумал он. – Не хотите меня отпускать официально по документам – я и без всяких документов найду способ отлучиться. Так даже лучше – не надо будет спешить в пивную, поить этого Вольфа».
И Глеб стал действовать иначе. Он заметил, что самый большой промежуток между визитами в палату медсестер с таблетками приходился на время между полуночью и тремя часами ночи. Три часа времени, в общем, было немного. Но их хватало, чтобы добежать до сарая, где была спрятана рация, и передать заранее приготовленное сообщение. Поэтому Шубин, вооружившись обыкновенной вилкой, захваченной из столовой, заранее открыл оконную раму в конце коридора на втором этаже. И ночью, когда жизнь в госпитале на время замирала, ему нужно было лишь быстро одеться, открыть окно и спуститься по водосточной трубе со второго этажа на землю. Особой охраны в госпитале не было: никому здесь не приходило в голову, что раненые немцы захотят тайком отлучаться в город, где жило ненавидящее их население. Поэтому Шубин незамеченным спускался на землю и отправлялся к месту, где была спрятана рация. Там он осуществлял передачу и снова возвращался в госпиталь, на свою койку.
Однако у этого способа действий была своя уязвимая сторона. У Шубина никак не получалось встретиться со своими информаторами. Дорожный мастер Чижов никогда не работал по ночам. А Аня Мухина, может, и работала в ночную смену, но Шубин во время последней встречи не успел ее предупредить о новом режиме встреч. Так что для обоих агентов советской разведки их резидент просто пропал. Оба могли только гадать, что с ним случилось. Так что пока Шубин снова вернулся к сбору данных в стенах госпиталя – у новых, только что поступивших с фронта раненых. Но это были не те данные, которых ждало от него командование.