Из кузова «Урала» выпрыгнули несколько бойцов, сопровождающих ценный груз, в новенькой форме и берцах, с начищенными автоматами, рассыпались по сторонам, заняв позиции, как для круговой обороны.
Командир с дядей Женей, наблюдавшие это сцену, улыбнувшись, переглянулись. Из высокой кабины тем временем спустилась женщина в форме, заведовавшая при штабе выдачей жалования, с драгоценным металлическим ящиком и толстой тетрадью финансовой отчётности в руках. Села за заботливо предложенный ей стол со стулом, а бойцы блокпоста выстроились в очередь.
Выдача наличных происходила быстро, и так же быстро затем опустел блокпост: все, кому посчастливилось заранее отпроситься у командира в увольнительную, разъехались на попутках и личных авто; «Урал», закончив дело, укатил. Остались только часовые на постах, кому не посчастливилось в этот день оказаться в карауле, новые «роботы» в подвале, про которых на сегодня почти забыли и решили не нагружать работой. Остались бессменные командир и дядя Женя, а также Петя и Худой. Последнему увольнительная, понятно, не полагалась, а Петя её не просил, не ожидая, что получит сегодня довольно значительную сумму, и теперь весь долгий вечер сидел в задумчивости.
– Волыну возьми!
– Ты чего, сдурел? Как я её потащу?
– Сныкаем в посадке, потом откопаем, продадим! После войны, знаешь, сколько будет стоить?! Дело своё откроешь!
– Ты вообще даёшь! – сказал Петя, кладя пулемёт под свою койку, и скомандовал: – Пошли так!
Две фигуры, крепкая и худая, выскользнули из здания бывшего клуба в ночь. Саня, стоявший с этой стороны здания на посту, по обыкновению прятался за блоками и подросшей стеной из мешков и ничего не заметил.
На трассе они остановили дребезжащие всеми деталями «Жигули». Водитель, полноватый мужичок, послушно остановился, увидев на дороге людей в форме, однако, обнаружив, что у них нет оружия, хотел уже было рвануть дальше, но не успел. Петя, широко распахнув дверцу, бодро плюхнулся на переднее пассажирское сиденье – «Жигули» испуганно заскрипели, – а на заднее сиденье, довольно ухмыляясь, уже забирался Худой.
– В Донецк! – зычно гаркнул Петя, бесцеремонно захлопывая трухлявую дверцу. – Улицу и дом на месте покажу.
«Жигули» послушно покатились вперёд, прижимаясь к земле, как от испуга. Водитель втягивал голову в плечи, чуя что-то неладное, но не желая знать, что происходит.
– По дороге в магазе тормозни, – сказал Худой с заднего сиденья, – на заправке или где…
– Зачем тебе? – обернулся к нему Петя.
– Водки возьмём! У тебя же лаве. Скачок обмоем!
– Чего? – не понял Петя, а водитель затрясся уже не на шутку. – В Донецк без остановок! – скомандовал ему Петя. – А этого, Худого, высадишь там у какой-нибудь кафешки, пусть пока бухает! В Донецк!
Петя воодушевлённо вглядывался в темноту дороги, в скудные пятна света от фар и постукивал по «торпеде» то пальцами, то кулаком так, что водителю было боязно и за неё. Худой ёрзал на заднем сидении, не находя себе места от обрушившейся на него свободы и от обещанной выпивки, и то и дело затягивал одни и те же строчки: «А мне б, бродяге, рвануть на волю!», «А ты знаешь, на воле всё иначе!» – и ещё что-то подобное. С этими же песнями он, получив от Пети щедрый «подгон» и обещав «век помнить», вылез где-то на пустой улице Донецка перед ночным клубом, где за закрытыми в связи с комендантским часом дверями шло веселье. Охранник, открыв дверь, не удивился очередному загулявшему, как он решил, ополченцу, а только обрадовался новым деньгам. А «Жигули» снова запетляли по улицам.
– Вот здесь! – «Жигули» послушно встали. – Держи! – Петя протянул водителю деньги, а тот удивился настолько, что сначала даже не стал брать. – Ну держи, держи, хоть за бензин!