– Ты, Володя, спроси у родителей – позволят они тебе пойти гулять с нами? Мы вернемся около трех часов.

Володя сбегал домой, быстро вернулся и сказал, что отца не было дома, но мама позволила и даже обрадовалась, что он пойдет с ними гулять…

Так начались их совместные прогулки. Арсений Васильевич на неделе придумывал маршруты, вспоминал рассказанное женой и то, что он читал, и с удовольствием показывал детям город. Володе все нравилось, все удивляло, и, вопреки опасениям Арсения Васильевича, он нисколько им не мешал. Нина тихонечко рассказала ему о смерти матери и о том, что отец часто водит ее по тем местам, где сам гулял с мамой, и Володя тактично замолкал или отходил в сторону, если Арсений Васильевич упоминал имя жены. А его искренняя радость и восторг от узнавания города были так приятны Нине и ее отцу, что они звали его с собой каждое воскресенье. Иногда Володя не мог пойти – когда у них бывали гости или отец не позволял ему гулять на какие-то провинности на неделе. Тогда он обязательно забегал к ним в понедельник и жадно слушал об их приключениях – там они видели интересный дом, а потом прошли мимо дома, где жил Пушкин, а во дворе деревянного дома Нина видела пеструю смешную собаку, на Васильевском острове они купили у торговки по пирожку, но Нинины пирожки куда вкуснее… Арсений Васильевич смотрел на мальчишку и, не выдержав, обещал, что в следующий раз они сходят туда же и, может быть, даже снова увидят пеструю собаку.

Третий год уже шла война. О войне говорили всюду. На улицах висели сводки, газетчики кричали о потерях – наших и германских. Гуляя по городу, Смирновы и Володя часто останавливались рядом с вывешенными газетами. Если там были списки убитых или картины с поля боя, Нина зажмуривалась и быстро проходила мимо:

– Не буду это смотреть.

Арсений Васильевич соглашался:

– Ни к чему.

И дома о войне они почти не говорили. У Володи было наоборот – отец следил за военными действиями и рассказывал домашним, Дуняша сетовала на растущие цены, Эля говорила о том, что старшие девочки в их гимназии вяжут варежки для наших солдат, и приставала к родителям:

– А когда мне можно будет пойти сестрой милосердия?

Отец категорично сказал, что никогда, и мама его поддержала. Расстроенная Элька ушла из комнаты. Володя задумался, потом спросил:

– Папа, почему ты не воюешь?

Мама нахмурилась. Отец пожал плечами:

– Потому что я гражданский инженер, и мое место тут. А тебе что, хотелось бы, чтобы я ушел на войну?

– Нет, – искренне сказал Володя, – совсем нет. Как бы мы без тебя?

Отец улыбнулся:

– Какой ты еще маленький, Володя. Шпионов не ловишь?

– Нет, – обиделся Володя.

Шпионов действительно ловили – вся гимназия была захвачена этой, как говорил Альберг, чушью. Возвращаясь домой, мальчишки внимательно разглядывали прохожих, и если видели «подозрительных», то провожали их до дома, до квартиры, потом дежурили около. Преследуемых это раздражало, они пытались отогнать детей, но те не уходили, бежали следом, прятались по подворотням, оттуда свистели. Альберг как-то наблюдал такую сцену на улице – пожилой мужчина близоруко оглядывался, не понимая, почему за ним идут дети, выскакивают из подворотни, подходят с глупыми вопросами. Придя домой, инженер потребовал к себе сына и стал выяснять, не занимается ли тот подобной ерундой. Володя открещивался как мог, масла в огонь подлила сестра – сказала, что Володе такое и в голову не придет, он вообще играет только с девочками. Володя обиделся насмерть, нагрубил отцу, сестре, остался без ужина и какое-то время ненавидел шпионов великой ненавистью.