– Да ну? – Я подскочил на месте. – С каких пор швырнуть в мужчину чашку с горячим кофе считается проявлением страсти? Или, например, троллить всех моих друзей женского пола на «Фейсбуке» – это тоже страсть? Или когда ты разорвала мою любимую майку лишь потому, что моя бывшая, с которой я встречался – заметь: десять лет назад, – купила ее мне? А как насчет того, что…

– Ну да, ну да, – Алиса помахала рукой, – а ты ничем не заслужил этого, верно? И сделала я все это только потому, что стала законченной психопаткой…

По-моему, она была не далека от правды.

– Дело в том, Мэтт, – продолжила Алиса, и ее голос становился громче, казалось, она перекричит музыкальный автомат, – я не могу перестать любить, будто у меня внутри есть переключатель «любишь – не любишь». Я все еще люблю тебя, Мэтт. Что в этом плохого?

Тут я собрался снова объяснить, почему мы расстались, но она, к моему ужасу, начала рыдать.

– Ты не можешь сказать кому-то, что любишь, а потом просто передумать, Мэтт. – Алиса перешла на писк, слезы бежали по щекам. – Так нельзя…

– Погоди! – Я пытался остановить ее, но она устремилась к выходу, развернувшись на каблуках, покачиваясь на ходу и стукаясь о столики, попадавшиеся ей на пути.

– Жеребец, – прошипел в мою сторону Вампир из-за соседнего столика.

С тех пор как Мэтт Джонс сказал мне «из всех вариантов «я тебя люблю», которые я сегодня услышал в вашем исполнении, мне больше всего понравился самый последний…» и сбежал из нашего кинотеатра, прошло уже восемь с половиной часов, а я все еще кривилась, вспоминая об этом. Мало того, что он стал свидетелем моих публичных признаний картонному Джорджу Клуни, так я приняла Мэтта за безработного студента. Хорошенькое первое впечатление обо мне у него останется! Мне подвалит счастья, когда он скажет миссис Блэксток, мол, ничего удивительного, что «Пикчербокс» сдает свои позиции, раз у вас работает такая своеобразная девушка по имени Бет. Не то чтобы моя начальница слишком большие ожидания на меня возлагала: если бы и вправду она ждала от меня бизнес-ориентированности, то не отправила бы в корзину мои маркетинговые идеи, даже не обратив на них внимания.

Я огляделась, в кинотеатре все было по-прежнему: ковер малинового цвета, мраморные колонны, хитро украшенные резными белыми панелями, вплоть до самого потолка, и неизменная пыльная люстра, которая держалась, казалось, на одном честном слове. Оборудование поизносилось и выцвело, нагоняло своим видом тоску, но магия пока еще жила в этом месте. Невозможно было войти в кинозал, где экран был затянут тяжелыми вельветовыми шторами и сиденья изящно изгибались, присесть в них и при этом не совершить путешествия во времени. Я представляла, как тут продавали билеты молодым хохотушкам в 1940-х годах – тем дамам, которые рисовали чулочные стрелки прямо на ногах, бодро усаживались в креслах в своих невозможно узких и модных юбках-карандашах, а по правую руку от них располагался бравый британский солдат или американский «стальной» пехотинец. В ту пору кино являлось воплощением утонченности и гламура, и разве вот те женщины потеряли бы сон из-за того, что какой-то мужчина в течение десяти месяцев после первой встречи все еще не признавался им в любви? Вряд ли они стали бы вообще обращать на это внимание. У них было о чем волноваться – например, о том, останутся ли в живых их милые кавалеры после очередной атаки.

Вздохнув, я обмахнула разгоряченное лицо программкой. Может, мне следует считать то, что произошло сегодня с Мэттом, знаком свыше и не лезть со своими признаниями к Айдену? Все знают, что беда не приходит одна. Я взяла свой мобильник, чтобы написать Лиззи эсэмэску и спросить совета, что мне делать, но вдруг открылась входная дверь и вошел знакомый мужчина с очень грязными волосами.