Из-за куста вышел белый, с рыжими пятнами, пёс внушительных размеров. Шкура его была покрыта боевыми шрамами. Устрашающая пасть оскалена, в глазах, как показалось перепуганному домовому, читалось явное желание перекусить поздними прохожими.

– Анаси Миходич, – пролепетал сатир одними губами, – надо бежать…

– Надо, Сатирушка, только я хоть и в спортивном костюме, а совсем не бегун. Беги ты, ты молодой. Спасёшься, поживёшь… – прошептал домовой в ответ.

– Бросить вас? Ни за что! – заявил сатир громко и решительно, топнув ногой.

В тот же миг собака мощным прыжком бросилась на Афоню. Но страшным зубам было не суждено впиться в тело домового – путь хищнику преградил сатир. Худощавый и хлипкий с виду, Сатирик так ловко боднул пса, сбив буквально в полете, что тот нелепо шлёпнулся на асфальт. Грозный пёс замешкался, барахтаясь и пытаясь встать, буквально на пару секунд. Этой форы сатиру оказалось достаточно.

– Бежим!!! – крикнул он пронзительно, с силой толкая домового вперёд, туда, где посередине большого газона, окружённого живой изгородью из боярышника, возвышалась огромная, раскидистая ива. И Афанасий побежал. Побежал настолько быстро, насколько мог. Только куда ему было угнаться за быстроногим сатиром… Домовой начал стремительно отставать с первых же метров «дистанции». Афоня уже ощущал спиной горячее дыхание страшного пса… И тут Сатирик снова пришёл на помощь. Притормозив на секунду и дав домовому себя догнать, сатир мёртвой хваткой вцепился в его спортивную куртку. Афанасий почувствовал, что его ноги почти не касаются земли, а между тем двигаться он стал гораздо быстрее. Вот уже колючие заросли боярышника… Сатир невероятным прыжком, держа одной рукой живую ношу, перемахнул через них. Бейсболка слетела с головы Афони и повисла, раскачиваясь, на одной из колючих ветвей. А стремительный сатир уже карабкался, скорее даже взбегал, по стволу ивы, по-прежнему волоча за собой домового. На их счастье, дерево росло не прямо, а несколько наклонившись. Лишь усевшись, как куры на насесте, на толстой ветви, метрах в четырёх над землёй, друзья смогли перевести дух. Вернее, дух переводил совершенно запыхавшийся домовой. Сатирик же будто и не устал вовсе. Достав из сумки флейту, он начал наигрывать на ней что-то мелодичное и задумчивое, видимо, надеясь музыкой успокоить пса.

Внизу бесновался, захлёбываясь собственным лаем, огромный пёс. Музыка на собаку действовала, кажется, скорее раздражающе. Домовой же, судя по его виду, был почти не рад чудесному спасению.

– Как же несправедливо… – причитал Афанасий, сидя на ветке. – Ведь он может нас до утра тут продержать. А при дневном-то свете как мы ТАКИЕ до больницы доберёмся? Бедный, бедный мой хозяин… Когда его увозили тогда, Сатирик, понимаешь, у него были такие глаза, будто он уже знал, что не вернётся обратно!

Сатирик некоторое время слушал причитания своего друга, на секунду задумался, будто взвешивая что-то, и прыгнул вниз.

– Ты что же делаешь, бестолочь ты эдакая, он же тебя сейчас сожрёт, – просипел Афоня.

От ужаса он почти потерял голос. Домовому захотелось вдруг исчезнуть, раствориться в воздухе, на худой конец спрятаться в своей собственной бороде, только бы не видеть того, что сейчас случится.

Сатир же, напротив, совсем не выглядел напуганным. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и насвистывал что-то с неимоверно беспечным видом. Жуткий зверь меж тем, хрипло рыча, приближался к Сатирику всё ближе и ближе. Когда между ними осталось всего метра четыре, пёс рванул с места, словно автомобиль на уличных гонках. И его мощные челюсти сомкнулись… там, где мгновение назад находилось горло рогатого мальчишки. Великолепный сатир же нёсся уже в свете луны, лёгкий, как антилопа. Обежав дерево и сделав полный круг, «антилопа» оказалась прямо за спиной обескураженного «льва». Пёс стремительно развернулся и снова бросился за сатиром. Козлоногий парень, опять в несколько прыжков оказавшись недосягаемым для собачьих зубов, остановился в нескольких метрах от разъярённого зверя, приплясывая и гримасничая. Ещё атака. На сей раз сатир добежал до ивы, прыгнул свечкой вверх и повис, уцепившись за её гибкие ветви, словно обезьяна, не забывая хихикать и корчить рожи. Собака исступлённо лаяла внизу, захлёбываясь слюной от ярости и бессилия, рыла лапами землю и прыгала, пытаясь достать рогатого насмешника. Вконец обессилев, большой и грузный пёс плюхнулся на землю. Ярость, переполнявшая его, куда-то ушла. Рогатый мальчишка же продолжал качаться на ветвях, хихикая и напевая что-то. Сатирик умудрился превратить смертельную гонку в весёлую игру. Пёс тяжело вздохнул, лёг, вытянув вперёд лапы, и посмотрел на сатира совсем уже равнодушно. Трудно воевать с тем, кто воевать не хочет, а хочет, напротив, резвиться и играть.