Но у меня хороший слух и отличная память на голоса. И уж этот неповторимый тембр я хорошо запомнила, когда его владелица осыпала меня проклятьями с балкончика иного Эль Торреса, того, что высится в Царстве Мёртвых. Нападала-то она тогда на Элизабет, а я, так сказать, попала под раздачу.

Она удивительно быстро берёт себя в руки. Огибает огромный стол, в который при смене декорации переродился саркофаг, величественно опускается в кресло-трон. Царица! Но при всём при том так вдруг напоминает старуху-царицу из «Сказки о рыбаке и рыбке», что я едва удерживаюсь от непочтительного смешка. На самом деле она до удивления похожа на свою дочь. Такой же породистый ястребиный нос, острый подбородок, высокие скулы, горящие тёмные глазищи… Но наша Софья Мария Иоанна полна величия и сдержанного чувства собственного достоинства; одно слово – матриарх! Сей же час передо мной, несмотря на удивительное сходство черт, просто вредоносная ведьма.

– Ладно, – говорит она тем временем нехотя. – Ты меня раскусила. Не знаю, как тебе это удалось; но ты с самого начала производила впечатление неглупой особы. Значит, с тобой можно договориться. Ты мне нужна.

Пожав плечами, отвечаю хладнокровно:

– Умерьте ваш пыл, донна Сильвия. Не помню, чтобы я вам что-то задолжала.

***

Кажется, ещё немного – и ведьма задымится от ярости. Крючковатые пальцы сжимаются в кулаки, глаза мечут молнии… и вот уже воздух вокруг меня уплотняется и темнеет. Не моргнув глазом, снимаю с шеи воздушную петлю, пытавшуюся меня придушить, и устраиваюсь в кресле неподалёку. Сесть, как я понимаю, мне здесь никто не предложит, придётся самой о себе позаботиться. Небрежными движениями кистей избавляюсь от хищных пут, вздумавших было прихватить мои руки к подлокотникам. И говорю единственное слово:

– Нет.

Слегка изменившись в лице, донна набирает в грудь больше воздуха. Не знаю, что уж после этого в меня полетело бы: залп так и не озвученных ругательств или вообще тяжёлая артиллерия в виде эксклюзивных семейных проклятий. Но только прерывается это действо на корню, причём совершенно неуместным в данной ситуации звуком: испуганным мявом. Басовитым этаким, с хнычущими интонациями.

– Брысь… – шипит Сильвия зло. И шпыняет кого-то пяткой под своим креслом. – Пшёл отсюда!

Невидимое существо, испуганно вякнув, умолкает. Не дав мне опомниться от неожиданности, ведьма разражается потоком ругательств… но эффект уже не тот. Пропуская мимо ушей гневные тирады о моей ничтожности, непочтительности, никчёмности – господи, сплошные «ни» и «не», что ж тебе, в таком случае, от меня, убогой, понадобилось? – мысленно тянусь к охранному кольцу и окружаю себя сферой тишины. Я уже говорила, что в собственных сновидениях куда могущественнее, чем наяву? Ну вот. В реальности-то я к этому защитному обручальному колечку никогда не относилась, как к чему-то одушевлённому. А тут – всё иначе. Как будто оно, ожившее, неслышно окликнуло меня: Эй! Помочь? И я с готовностью согласилась. Ничуть не удивившись. А что? Так и надо.

Как любила повторять моя мама, на кухне может быть лишь одна хозяйка. Поэтому кухарить на своём личном пространстве кому-то чужому я не дам.

По вдохновенно-злобному лицу моей противницы видно, что запала у неё хватит надолго. Вот и ладненько. Интересно, как скоро её озадачит ноль реакции с моей стороны? В любом случае, пара минут, чтобы сосредоточиться, у меня есть… Перебрав в уме несколько решений, останавливаюсь на одном. И потом с интересом наблюдаю за очередной сменой декораций.

Дубовые панели стен пятятся, уступая место высоким, под потолок, стеллажам, забитым книгами и раритетными рукописями. Письменный стол, подъехав ближе, стряхивает с себя всяческую муть, вроде костяных клеток с засушенными гадами, реторт и колбочек мутного стекла, и обрастает на ходу стопками бумаг разного формата, изящным письменным бронзовым прибором… И серебряным кофейником заодно, в отполированных боках коего видна и моя расплывшаяся, как в кривом зеркале, мордашка, и гротескно вытянувшаяся деформированная ведьма, смешно потрясающая кулачками. Жёсткое кресло подо мной сменилось удобным, мягким, с несколькими подушками, вышитыми ещё мною. Любит сэр Джонатан работать в комфорте, ничего не скажешь. Наездился в своё время по чужбинам, как странствующий паладин, вот и ценит домашний уют.