– Ты че стонешь? Болит что то? – я почувствовал толчок в бок и услышал голос жены.

– Нет, сон дурацкий приснился, спи, – я открыл глаза. Часы ярко освещали комнату, мою комнату, – бред какой то, приснится же такое, водички пивнуть надо.

Я прошел на кухню, огляделся.

– Домовенок, – позвал я, скорее проверяюще.

– Ну, что? Получилось? – два больших красных глаза домовенка уставились мне в упор.

Я вздрогнул от неожиданности:

– А мне показалось, что все это приснилось.

– Видишь? Лена тебя позвала и ты сразу же откликнулся.

Меня вдруг передернула нервная дрожь от воспоминания тела Пахомыча.

– Знаешь, я, пожалуй, приму душ, до того все это было омерзительно. Теперь такое ощущение, будто пьяный Пахомыч был во мне. Так и тянет стошнить, а в голове до сих пор мат трехэтажный стоит.

– Пожалуйста, пожалуйста.

– Только не подглядывай за мной.

– Я никогда не подглядываю, только смотрю.

– И на всех смотришь?

– Как когда. Я сравниваю тело Эльзы с седьмого этажа с другими женщинами и делаю вывод, что многие запускают себя. Ее тело для меня идеал человеческого пропорционального тела. И когда вижу шевелящуюся массу Матвеевны в ванне с четвертого этажа, хочется взять ее большими руками и выдавить излишки, подогнав в размер Эльзы. Кстати, обрати внимание на свою печень, она у тебя увеличена.

– Ты и внутренности наши видишь?

– Ничего удивительного, если я смотрю через все.

– Так ты и болезни наши можешь увидеть как рентген?

– А что толку? Сказать то я все равно не могу, разве что ты теперь можешь намекнуть, да ты теперь и сам все можешь увидеть. Убедился ведь? Так как? Идем, на портрет девочки глянем, пока душа ее спокойна?

– Погоди, сначала прилягу.

– Ложись и за мной. Предупреждаю, если ее душа обратит на тебя внимание, не разговаривай с ней, сразу уходи, но не домой, а куда-нибудь на улицу, а потом домой, чтобы она за тобой не увязалась, она от портрета далеко не уходит.

Мы поплыли через этажи на пятый. Почти все уже спали. В комнате у девочки было тихо, мы подплыли к кровати к портрету. Личико было превосходно, правильные черты лица озаряла бесхитростная детская улыбка. Глаза девочки излучали тепло, портрет жил своей жизнью.

– Ты кто? – вдруг прошипело рядом.

Я резко дернулся вверх от испуга и вмиг оказался выше крыши дома. Открылась великолепная панорама ночного города. Я стал подниматься еще выше и вдали показались огни еще двух ближайших городов и далее:

– О, боже.

В чистом безоблачном пространстве космоса заискрились созвездия «Кассиопеи», «Персея», ковшик «Большой медведицы».

– Ух – ху! – попытался я изобразить крик моего сына, увидев с огромной высоты Землю, – вот ты какая.

– Какая! Ты где опять? – голос жены прервал восторг.

– В космосе, – ответил я, переворачиваясь на бок.

– То сон тебе страшный снится, то по кухне шляешься, сам с собой разговариваешь, теперь космос. Чего не спишь?

– Погода портится, дождь, наверное, будет.

– М-м-м, хорошо, хоть выспимся, – промурлыкала жена.

И мне, наконец, приснился настоящий сон. Два огромных красных глаза в упор смотрели на меня.

Утром я проснулся от яркого солнечного света.

– Ну вот, а говорил дождь будет с утра.

Я посмотрел на часы, было половина одиннадцатого.

– Лен, а ты че не будишь? Солнце вон во всю резвится, на огород ехать надо.

– Так оно только минут десять как вышло, на другой стороне дома еще дождь моросит.

– Понятно, лежим пока.

– Лежи, лежи. Всю ночь куролесил, даже в космосе побывал. Я из-за тебя плохо спала. Сейчас вот тоже лягу, будет тебе сегодня огород.

– Ложись, – я повернулся на бок и уперся взглядом в красные глазищи домовенка.