–Вера Петровна, мама Семена там?
Нахимов мотнул головой в сторону угловой комнаты на первом этаже, где жил Весник.
Вахтерша кивнула и старческим дребезжащим голосом сказала:
– Беда какая, матери-то каково, а? Единственного сына потерять. Что же это такое, да как же это? Здоровый парень, в футбол же вы постоянно бегали, из его окна вылезали иногда ночью. Вы не думаете, что я ничего не знаю. Да я сквозь пальцы на это, после одиннадцати-то нельзя не входить не выходить, порядок должен быть. И ведь не жаловался ни на что, всегда вежливый, аккуратный, поздоровается, о здоровье спросит, о внуках.
Она в который раз за день приложила к глазам мятый клетчатый платочек и замолчала.
С замиранием сердца двинулся Нахимов в угловую комнату первого этажа, где Весник проживал один. Обычно студенты пятого и шестого курсов жили в пятнадцатиэтажном общежитии «Зюзино» в Москве на Керченской улице, недалеко от метро «Каховской», но Весник остался здесь. Правда, пришлось ему взять еще общественную нагрузку в студсовете, и комендант общежития пошла навстречу. Сам же Александр Нахимов обитал на третьем этаже в обычной комнате на четыре места.
В общежитиях МФТИ, флагмане советской науки, периодически и с временным успехом боролись с клопами. Иногда война затихала, иногда вспыхивала с новой силой. Ушлые студенты изобретали все новые и новые способы, ставили ножки кроватей в посудины с керосином, открывали зимой окна в надежде заморозить кровососущих тварей, мучили дихлофосом, но тщетно. Просыпаясь утром, находили на своих телах красноватые следы от ночного нашествия маленьких безжалостных созданий. Поэтому и запах стоял специфический: раздавленных клопов и химических средств борьбы с ними. Но молодые люди стоически переносили эти трудности, хотя родители, приезжающие к некоторым из студентов, всплескивали руками и надолго впадали в оцепенение.
Нахимов еле слышно стукнул в дверь комнаты Семена.
Никто не ответил, и он, подождав немного, тихонько приоткрыл дверь.
– Можно?
Опять нет ответа.
Он осторожно заглянул внутрь комнаты.
Все так же, как обычно: узенькая кровать, застеленная казенным покрывалом, на нем подушка с белой наволочкой, большой полотняный шкаф для одежды, стол, заваленный книгами и тетрадями, окно, задернутое шторами.
В полутьме на стуле сидела худенькая женщина в черном платье и отрешенно глядела в окно.
Тихонько позвал:
– Тетя Надя!
– Включи свет, Сашка, – попросила она.
Нахимов нащупал квадратик выключателя и включил свет.
Мать Весника взглянула на него.
Он поразился тому, как похож был Семен на свою маму. Такое же очертание скул, такие же светло-зеленые глаза.
И еще поразился тому, что глаза матери совершенно сухи.
Однако взгляд был напряжен и сосредоточен.
– На минутку присела, – словно извинялась она.
Только сейчас Нахимов заметил большой раскрытый чемодан, в который, по всей видимости, она укладывала вещи сына.
Он протянул ей пачку писем.
– Это из журналов да от ученых разных корреспонденция. Заберете?
Тетя Надя взяла письма, открыла одно из них, начала читать.
– Семен, твоя идея о квантовой ЭВМ с параллельным вычислением…Ой, Сашка. я в этой абракадабре ничего не понимаю. Знаешь что, оставь все себе, может, что ценное найдешь. А мне уже ни к чему…Да и это не повезу домой, – она показала взглядом на чемодан, – медвежонка плюшевого, талисман его, заберу, дипломы, фотографии да рубашку. В ней он в последний день ходил.
На ее коленях лежала темно-синяя рубашка, помятая, со следами грязи от падения на асфальт.
Нахимов показал ей общую тетрадь.
– Это тоже Семена. В нее он заносил свои мысли, вычисления разные делал.