И все-таки у меня случались приступы паранойи. Этот мужчина, с которым я познакомилась в путешествии и сейчас снова путешествую, как он относится к тому мужчине, у которого недавно была жена, квартира в Лондоне и совершенно иное будущее? Кто из них настоящий? Он изменился благодаря мне или воспользовался мной как предлогом, чтобы изменить свою жизнь? Мне никак не удавалось побороть сомнения. Впрочем, обломки первого брака Найджела казались не такими ужасными, если представлять его крушение как неизбежность, как предназначенное судьбой болезненное испытание, необходимое для того, чтобы обрести настоящую любовь. У нас все должно получиться, если мы любим друг друга. Так оно и было, но на этот раз я не обещала переехать к нему в Австралию. Я пыталась быть храброй, чтобы не быть слабой. Я ставила ему условия. Сказала, что завершу это путешествие по Азии, собираюсь снова съездить в Афганистан и пробыть там дольше, а когда вернусь домой, попытаюсь найти работу фотографа. Если он хочет, чтобы мы были вместе, пусть копит деньги и перебирается ко мне в Канаду. Словом, следующий шаг за ним. Если он решится, наша жизнь, сказала я, может быть сказочной.

Той весной я, как и планировала, поехала в Афганистан. Остановилась в гостинице «Мустафа» в центре Кабула, заплатила сразу за месяц и получила маленький номер с темным ковром и двуспальной кроватью под мягким розовым одеялом. Окно выходило на шумную площадь.

«Мустафа» – это знаменитый отель, где жили многочисленные иностранные журналисты, повалившие в страну с началом американского вторжения. Когда из города убрались талибы, здесь раньше, чем в прочих местах, начали продавать алкоголь. Война затянулась, и пресса рассосалась по городу: кто-то перебрался в посольства под охрану военных, а прочие – в другие гостиницы, превращенные в пресс-центры. Но многие организации не хотели держать постоянных корреспондентов в Афганистане, бросая все ресурсы на другую войну – в Ираке. В результате, как говорят, Афганистан превратился в рай для фрилансеров – конфликты здесь не прекращались, а журналистов было мало. И требования для начинающих здесь были не так высоки, как дома.

В мае 2007 года Кабул напоминал сад камней в удешевленном варианте: полуразрушенные дома советского стиля плюс буйно цветущие рынки. Пыль, точно вторая кожа, покрывала лица детей, продающих на улице жевательную резинку и старые карты. Свежий высокогорный воздух был отравлен вонью сотен дизельных генераторов, которые были призваны возместить людям отсутствие инфраструктуры.

С собой у меня были визитки: «Аманда Линдаут, независимый фотограф» – по-английски и на дари, самом распространенном языке Афганистана. Для контакта я указала электронный адрес, мой новый афганский номер телефона и совала свои визитки буквально каждому встречному. В «Мустафе» я познакомилась с фотожурналистом из Англии по имени Джейсон Хоуи, который в одиночку проехал охваченную войной Колумбию, побывал на арабо-израильской войне в Ливане в 2006 году и в Ираке. Сейчас его путь лежал в провинцию Гильменд, где находились британские войска. Он объяснил мне принципы фриланса. Ты планируешь все самостоятельно, платишь за все из своего кармана и действуешь на свой страх и риск. У тебя нет ни медицинской страховки, ни карьерных перспектив, ни сбережений. Ты придумываешь для себя задания, хватаешься за любую возможность заработать. Меня это совершенно не пугало. Не так уж много отличий от жизни бродяги-путешественника.

Я фотографировала все, что попадалось на глаза, хотя с людьми возникали трудности. Например, женщины, даже будучи скрытыми под паранджой, всегда отворачивались от моего фотоаппарата, а мужчины злобно таращились прямо в объектив. Я нашла Амануддина, торговца коврами, с которым познакомилась два года назад. Он перебрался из Пешавара в Кабул и открыл тут магазин. Я попросила его отвезти меня к кучис, одному из кочевых народов Афганистана. Кучис раскинули свой табор на бурых холмах у южной границы города. В том же районе был и его семейный дом, где я останавливалась в прошлый свой приезд.