– Слава богу! – сказал он и погладил меня по волосам. – Ну ты нас и напугала!

Я видела, что он чувствует огромное облегчение. Я была тронута.

Я уговорила его не поворачивать обратно, а продолжать наш путь. Обещала пить больше воды и закрыться с головой от солнца. Найджел неохотно согласился.

– Ты мертвого достанешь! – сказал он, передавая мой рюкзак Верблюжьему Сплетнику, чтобы тот переложил его в багаж. – Вот характер!

В тот день мы преодолели последние мили, отделяющие нас от соляных приисков. Это было грязное, угрюмое, во всех смыслах экстремальное место, где пара сотен тощих афаров в шортах и футболках, используя длинные шесты, выковыривали из почвы огромные плиты серой соли, затем рубили ее на плитки поменьше и грузили на ожидающих верблюдов.

Увидев их, я и Найджел радостно спешились, потянулись, с облегчением размяли затекшие ноги, как будто бы наше путешествие окончено и нас ждет пенная ванна и обед из трех блюд. Потому что это та самая точка в конце пути, тот самый момент, когда вы с трудом достигли своей цели, это стоп-кадр полного удовлетворения, когда все ожидания оправдались и весь мир лежит у ваших ног.

Мы не вспоминали о том, что нам предстоит обратная дорога, что Найджел еще связан с Джейн, мы даже не замечали, что добытчики соли глядят на нас с откровенной враждебностью. И уже в следующий момент реальность грубо заявила о себе, и один из афаров, заметив в моих руках фотоаппарат, принял меня за инопланетную захватчицу – что, впрочем, было недалеко от истины, – схватил тяжелую глыбу соли и швырнул в мою сторону.

Из Эфиопии, следуя своему первоначальному плану, я отправилась в Каир, а Найджел улетел в Лондон, где должен был окончательно порвать с Джейн. Затем он вернется в Австралию, а я получу рабочую визу и присоединюсь к нему. Я купила мобильный телефон, чтобы он звонил мне, и он звонил почти ежедневно. Наши разговоры длились недолго – мы, как всегда, экономили, – но зато были полны любви. Чем дольше длилась разлука, тем больше я его любила. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я побегу за парнем в Австралию, я бы не поверила, а теперь с радостью предвкушала эту перспективу.

Однажды он позвонил и расплакался в трубку. Правда вылетела из него, как пробка из бутылки. Оказывается, в Лондоне у него нет подруги. Женщина по имени Джейн, о которой он мне рассказывал, это его жена. Они вместе десять лет, но поженились только год назад. Найджел говорил, что их брак – это ошибка и они все равно разведутся, что он очень виноват передо мной, утаив от меня эту подробность, и тем самым совершил еще большую ошибку. Он говорил жалобным тоном, задыхаясь от рыданий. Я тоже начала всхлипывать. А через пару минут без предупреждения дала отбой.

Я стояла у окна, глядя на желтоватые небоскребы Каира, пока мои планы рушились, а сердце рвалось на куски. Неужели это правда? И как можно было так сглупить? Пять месяцев нашего знакомства пронеслись у меня в голове. Как я могла не заподозрить, что он женат?

Земля покачнулась у меня под ногами. Я чувствовала себя обманутой и покинутой. Следующие несколько месяцев я провела как в тумане – Египет, Иордания, Ливан, Сирия. Я мало что запоминала. В Дамаске, например, мне запомнился только огромный запутанный рынок, где продаются разные блестящие штучки – стеклянные бусы, шлепанцы со стразами, шелк, шитый золотом. Найджел звонил постоянно. Я не брала трубку. В минуты слабости я просматривала фотографии из Эфиопии, вглядывалась в его лицо, ища признаки вины и обмана. Я дошла до того, что как-то раз в интернет-кафе стала искать в Гугле информацию о его жене. Что она за человек? Я примеряла всем характеристики – ей, себе, Найджелу: хороший, плохой, злой, невинный, тупой, виновный, – пока окончательно не запуталась. Наверное, определение жертвы подходило каждому из нас. А может быть, и нет.