скорей широкой лестницей спуститься
в живую жизнь и для живых проблем!
Музей ремёсел
Хранимые веками интерьеры
ремёсел старых в городе Этер[10]:
грохочут кузнецы у печки белой,
шкатулки режет резчик, – все у дел.
И, оживляем горными ручьями,
грохочет горной мельницы ветряк,
а речку с травяными берегами
использует рачительный скорняк,
плетутся кружева, пекутся хлебы,
живёт народ в домах, как было встарь, –
недалеко от габровцев нелепых,
вошедших в анекдоты, как в букварь!
Зашла в харчевню, откусила крендель,
отведала огромных слив в вине,
стояла зачарованно у медной
кухонной утвари, сверкающей в окне.
Летело время незаметно быстро,
упало солнце меж высоких гор, –
пора прощаться с ручейком искристым
и с синей глубью мельничных озёр…
Мне было хорошо! Прощальным взглядом
окину улицы, конюшни, закрома, –
привычную к комфорту тушку надо
вновь возвращать в привычные дома.
Церковь-памятник Рождества Христова на Шипке
Тридцать тонн меди отстрелянных гильз
русского воинства в Шипкинской битве[11], –
в звоне церковном откуда взялись
ноты басовые в тихой молитве?
Церковь – как памятник прошлой войны
в честь перевал до конца защищавших
(лучших семей молодые сыны!),
памяти воинов храбрых и… павших.
Чистое небо. Взметается шпиль
русского храма в лазури болгарские…
Мать генерала, подвод попросив,
строила церковь с иконами дарственно.
Встретив монаха, от будничных дел
я оторву его взглядом взволнованным:
я понимаю, как страшен удел
был у опричников, скалами скованных, –
голодны, голы, в крепчайший мороз
Шипку удерживать им уготовано!
Местные парни настоем из роз
раны лечили им, к пушкам прикованным…
Помнит Болгария русских побед,
кровью оплаченных, поступь блестящую!
Церковь стоит как живой монумент
славы из прошлого – в жизнь настоящую…
Шипка
«На Шипке всё спокойно». Верещагин[12].
Я познавала Шипку из картин.
Здесь генерал Столетов, беспощаден,
дал туркам бой, где к десяти – один…[13]
Огромный Памятник Свободы[14] – в гору
ведут ступени узкие наверх:
от их количества мне задохнуться впору…
и вот мы на вершине! Выше всех
гора парит над зеленью долины,
над горами поменьше. Выпал мне
шанс побывать на празднике былинном,
когда воспроизводят бой, – в огне
из пушек, гаубиц, из ружей настоящих
палили турки, русские в ответ
держали оборонный бой… звенящих
гильз стреляных полно. И медный цвет
их выдаёт с обочины дороги…
(Взяла на память парочку.) Бредут
актёры армий двух в мундирах строгих, –
и у подножья жадно воду пьют…
Хранят болгары память битвы страшной
и любят русских (в генах та любовь!), –
кто внял своей истории вчерашней,
тот не потерпит гнёта над собой!
Монастырь Святого Спаса
У доисторических курганов –
овцам корм в курдючные запасы…
Приоткрылся слева от баранов
вид на монастырь «Святого Спаса»[15].
Речки Тунжи берега тенисты,
вьются средь лесов в дубах столетних.
Птицы в жарком воздухе зависли,
в буйстве трав – коровы незаметны.
Я стою почти что на вершине
на одной из гор в семействе Рильском:
видится иной, чем из машины,
панорама с резолюций близких.
Лысая вершина горной выси,
предо мной – ковыль-трава клубится…
Вижу, как гурьбой монахи вышли
в монастырский двор – не всё ж молиться!
Полстраны в виду, как на ладони!
Тихо, ветра гул, не шелохнутся
занавески в запустелом доме,
дверь не скрипнет, куры не несутся…
Дом в горах в преддверье монастырском, –
чувствовать себя владыкой края
в том миру истории фракийской,
близ курганов в травах проживая!
Болгарской женщине, стоящей у ограды
Вдруг захотелось тихой, деревенской,
спокойной жизни у подножья гор,
куда не долетает гул вселенский, –
где только даль, да ветер, да простор!
Я примеряла дом, деревню, горы,
я примеряла вид на монастырь.