Он налил свежей воды в чайник и поставил его на середину печи. И, захватив с собой пустое ведро, вышел на крыльцо, как был, в одних трусах. До ручья было метров пятьдесят.

Лёгкой трусцой, забавно подкидывая вверх ноги, он преодолел это расстояние и осторожно взошёл на обледенелый деревянный мостик. Ручей тоненькой струйкой бежал между камней, покрытых, словно глазурью, прозрачным льдом.

Никита зачерпнул полведра воды, шкрябнув им о дно, и соскочил на снег. Обернувшись лицом к Синей горе, из-за которой, невидимое ещё солнце расцвечивало небо в тёплые оранжевые тона, он поднял ведро над головой и, замерев на секунду, обрушил его содержимое на себя.

Последним из ведра выскочил маленький камушек и, щелкнув мужчину по голове, отлетел в сторону. Наш морж на это ничуть не обиделся, а откинув в снег пустое ведро, стал, как ошалелый, прыгать на месте, совершая невообразимые движения и периодически звонко похлопывая себя по упругому, покрытому пупырышками телу.

При этом он ещё издавал странные звуки и, вообще, со стороны, это походило то ли на очень необычный танец, то ли на битву с каким-то невидимым чудовищем.

Потом он набрал ещё полведра и, докинув туда снега, чтоб было больше или, может быть, чтобы не расплескать, опрометью побежал к дому.

В сенях он немного потоптался на колючем коврике, чтобы почувствовать онемевшие ноги и растёрся махровым полотенцем, которое для этого тут и висело. Когда он зашёл на кухню, всё тело его, как и печка перед ним, горело жарким огнём. Чайник уже начинал шуметь.

Никита нарезал хлеба и сходил в сени за мёдом и сулугуни. Потом заварил свежего чая и оставил его под салфеткой настаиваться. А сам, на цыпочках, отправился в спальню, подтянувшись по пути ещё десяток раз.

В комнате уже было совсем светло, так как окнами она выходила на восток. Первые лучи, видимо, и разбудили девушку. Она лежала на кровати и сладко потягивалась. И улыбнулась вошедшему мужчине.

– Что смешного? – спросил он, оглядывая свои отжатые и уже почти высохшие трусы. Она смеялась, глядя на его взъерошенные волосы, которые он забыл расчесать.

Одним прыжком он оказался рядом и поцеловал её в тёплые губы. Она обняла его и прижала к себе, – какой ты холодный!

Мужчина немного отстранился, чтобы видеть её глаза, – мне жарко! Вставай, красавица, завтрак уже готов.

Когда они завтракали – в другой комнате, называемой ими кабинетом, где находился письменный стол и небольшой шкаф с книгами, запикала рация.

– Да, уже выезжаю, – сказал он в трубку и, обратившись к девушке, которая вошла в комнату вслед за ним, спросил, – поедешь со мной?

Никита быстро облачился в плотный комбинезон, горные ботинки, поверх надел тёплый свитер с воротником и короткую кожаную куртку.

Из сарая он вывел большой блестящий мотоцикл с широкими колёсами. Пару раз дернул лапку и вскочил, как на коня, на зафыркавший мотоцикл. Надел шлем, перчатки и пару раз крутанул ручку газа, чтобы быстрее прогреть двигатель.

Позади хлопнула дверь и девушка в белом коротком пуховике, в синей вязаной шапочке и с небольшим рюкзачком за спиной, сбежала по ступенькам. Надев поверх шапочки шлем со стеклом, она села позади мужчины и крепко его обняла.

Тот выжал сцепление и на приличной скорости помчался вниз с горы. Девушка ещё плотнее прижалась к нему и даже закрыла глаза, чтобы не смотреть на мелькающие по сторонам стволы деревьев. Она полностью доверяла мужчине.

Через десять минут мотоцикл затормозил у дома отдыха в посёлке. Здесь девушка работала. Она организовывала культурный досуг отдыхающих, проще говоря, концерты, в которых сами отдыхающие принимали активное участие.