– Все в порядке, папе нужно съездить туда из-за одного знакомого.

– А что случилось с его знакомым?

На этот вопрос у меня не было ответа. Все станет ясно только после возвращения мужа.

– Мам, а нам обязательно ехать в церковь?

– Даже не знаю…

Меня охватила внезапная тревога при мысли о предстоящих разговорах с прихожанами. Они обычно обсуждали пустяки: завтрак, пыль, детей. Мысль о том, что придется поддерживать беседу с ними, пока муж будет на допросе, ужасала меня.

Я развернула машину и поехала домой. Мои мятные лодочки, которые недавно отражали хорошее настроение, вдруг показались мне убогими. Радость от них была слишком мимолетной. Припарковавшись, я собралась выйти, но заметила на коврике под водительским сиденьем следы грязи. На прошлой неделе муж купил горшки с цветами, а пару дней назад тщательно вымыл машину, поэтому земля на коврике показалась мне странной.

Уже собиралась выключить зажигание, но решила проверить последние адреса в навигаторе. Оказалось, что все данные были стерты.

Муж все отрицал, но, возможно, его все-таки не было дома прошлой ночью. Сомнения вновь закрались в душу. Он редко ошибался в своих суждениях и словах. Напротив, все беды обычно случались из-за моих беспочвенных подозрений и неверных выводов. Я понимала, что не могу полностью доверять собственным мыслям.

«Я не могу доверять самой себе».

Следовало полагаться лишь на объективные факты. Я решила проверить записи с камер видеонаблюдения, установленных в гостиной и во дворе, чтобы окончательно во всем разобраться. Я верила словам мужа, что он прошел по гостиной и затем направился в спальню.

Включив ноутбук, начала просмотр записей.

Но объективный вывод сделать не удалось: все записи вплоть до сегодняшнего утра были удалены. Не в силах доверять своим чувствам, я осознала, что единственным человеком, к кому можно обратиться за разъяснениями, остается муж. Но можно ли доверять ему?

Мне показалось, что я заперта в темной комнате, где мрак окутал сознание и лишил ясности мысли.

Как только я увидела тело мужа, то бросилась наверх в лобби больницы, словно пытаясь сбежать оттуда. В шумной толпе незнакомых людей чувствовалось неожиданное облегчение. Телефон не прекращал вибрировать, но я его игнорировала. Больше всего хотелось побыть наедине с собой.

– Санын… – я закрыла глаза и услышала тихий голос невестки. – Думаю, нам стоит спуститься. Полиция ждет тебя…

Ее большие глаза покраснели. Я задумалась: плачет ли она из-за смерти моего мужа, из жалости ко мне или просто потому, что это ее естественная реакция?

– Да, надо спуститься.

Невестка подхватила меня под руку, хотя я была вполне способна идти сама. Тяжесть ее тела на моей руке лишь усилила чувство усталости.

Обогнув лобби, я заметила внутри больницы круглосуточный магазин. Люди в халатах стоя ели быстрорастворимую лапшу. Я же ничего не ела со вчерашнего дня. Интересно, неужели невестка считает, что женщина, потерявшая мужа, не может чувствовать голод? Вдруг накатил прилив злости от ее бесполезной заботы.

– Спустись первой. Если я сейчас не поем, мне не хватит сил, как и ребенку в животе.

Заметив мой живот, невестка, наконец, осознала свою оплошность:

– Давай я куплю тебе что-нибудь. Что ты хочешь?

– Не волнуйся. Просто я…

– Может, кашу? Еще здесь неподалеку есть забегаловка с домашней едой.

– Пожалуйста, оставь меня. Я сама разберусь. Просто займись своими делами, – неожиданно для себя я выплеснула накопившийся стресс.

Невестка удивленно замерла. Она обиженно посмотрела на меня, недоумевая, почему я не оценила ее заботу.

Я зашла в магазин, не заботясь ни о чем на свете. Едва оплатив лапшу, немедленно залила ее кипятком и принялась есть. Мне было все равно, что именно я ем. Просто хотеось насладиться одиночеством и едой, какой бы она ни была. Невестка смотрела на меня через стекло, вероятно, думая, что я так странно веду себя из-за шока.