Николай.
Непутёвый и вёрткий, запроклятый собственными детьми, Николай происходил из семьи уральских казаков. За него отдал жизнь их с Софьей приёмный сын Борис: когда красные взяли Харбин, Николай, тогда служивший подрядчиком на каком-то заводе, непонятно зачем на вопрос «чей завод?» возьми да скажи «мой!». Его арестовали и приставили охрану. Борис кинулся защищать отца, за что и получил пулю. А Николай сбежал.
Когда моему деду Виктору было лет шестнадцать, а значит, это год 26-й, Николай отправил его на советскую сторону через границу, к своим родителям. Мол, там спокойнее, перебеги как-нибудь, а на месте разберёшься. Но Виктор нарвался на пограничный патруль, схоронился в стоге сена, дрожал всю ночь, его нашли с собаками под утро и увезли в тюрьму. Виктор говорил как есть, что к бабке с дедом шёл. Что ж, привели их на свидание, только отказались старики от внука. Так и остался Виктор тогда в тюрьме и отсидел там полгода, пока, завшивевшего и заросшего, не вытащил его оттуда дядька. А бабушку с дедушкой Виктор проклял.
Николай остался в Харбине и где-то в 41-м погиб шальной смертью, не справившись то ли с лошадью, то ли с тройкой. До конца его дней с ним была старшая из дочерей, Люба. Потом она уехала в Америку, вышла там замуж, и след её затерялся в Аргентине.
От прадеда Николая не осталось ни фотографии, ни доброго слова по нему. А саму память о нём я выискивала и разбирала в ворохе слов сложно и долго.
Виктор.
Мой дед родился в 1910 году в селе Петровка Шкотовского района Приморского края. Крещён и прописан в церковной книге как мещанин. Говорят, был ревнив. Но зато, как старший сын, принял под крышу своего дома во Владивостоке и больную безумную мать, и всех братьев и сестёр. Клавдия, его красавица-жена, родила в браке с ним трёх детей: Лиду, Владимира, моего отца, и Юрия.
Дом во Владивостоке Виктор добыл себе хитро: сначала он снимал половину у инвалида, безногого солдата первой мировой, а потом, пообещав тому уход и заботу, уговорил переписать имущество на себя, да и сдал тут же в инвалидный дом. По воспоминаниям дочери Веры, когда того человека выносили, кричал он на всю улицу и проклинал Виктора и всё потомство его. Никто не одобрил такого вероломного поступка моего деда, и говорили, что быть беде.