1918-й год, уровень сложности: «эксперт».

Примерно так: двое встретились, полюбили друг друга и поженились. Оба родились в Китае, а потом переехали во Владивосток молодыми, каждый своим путём. Она – безумно красивая женщина, он – сильный, практичный, немного ревнивый. Нормально. На два поколения раньше, ещё в девятнадцатом веке, их семьи перебрались на Дальний Восток. Они осели в Приморье, выбрав себе на проживание эту новую землю, приняли правила этих мест и стали жить – хорошо или плохо, судить не мне.

Но я могу запомнить это и понять. Охватив взглядом и сложив крохи тех семейных историй, что удалось узнать, сделать выводы, касающиеся уже лично меня, моих детей, наших поступков. Причин, следствий…

Я обнаружила кое-что, лёгшее тенью, неясное в своей неузнанности. Я – ловец, охотник. Двигаясь по туманным тропам недосказанности и чужих фальшивых догадок, заведомых наговоров и схороненных, как казалось, навечно тайн, я вышла на её след. А названное, оно не сможет больше перебирать струны человеческих судеб неукоснительным законом, низводя иногда к нулю целые семьи.

Жестокость и её следы, вот о чём будет мой рассказ.

Бабушка Софья.

Софа Глушко была совсем маленькой, лет пяти, когда Чернигов остался за спиной: Одесский порт, большой пароход – и через Африку, Цейлон – на восток, где должна была начаться новая, хорошая и совсем другая жизнь. Семеро детей в семье, она самая младшая.

В одном из цейлонских портов народ высадился на берег – затовариться и посмотреть на дивные индийские берега, Софу оставили на палубе. Она вспоминала это потом: какой-то индус схватил её, спрыгнул в лодку, спасибо матросам – отбили. Если б не они, была бы у меня совсем иная история.

Какой было её взросление, она не оставила нам воспоминаний. Не любила рассказывать ни о родителях, ни о детстве и юности. Только и досталось, что то индийское происшествие. Да ещё вот это: знала она и польский, и французский, и даже напевала своим детям какие-то потешные песенки. И вроде дед её был из пленённых в войну 1812-го года, то ли француз, то ли немец.

А потом она вышла замуж за Николая.

Было ли у них счастье? Не знаю. Николай быстро завёл вторую семью, одна – с Софьей, на российской территории, другая – в Харбине, где он обосновался у какой-то зажиточной купчихи. Гонял туда-сюда, вертелся, зарабатывал копейку, и говорят, даже однажды задолжал в карты одного из сыновей.

Дети Софьи и Николая: приёмный Борис, Виктор (мой дед), Павел, Михаил, Александр, Люба, Вера и Надя.

Дети рождались в смутное время, вот-вот случится революция. Софья была с ними одна, работала прачкой, очень скоро стала терять зрение. Подросшие дети поделились так: сыновья с отцом на заработки, дочери с матерью. А потом всё так сложно замешалось, что голова кружится от перемещений, общих обид, кто кому что сделал. Девочки воспитывались в Харбинском католическом пансионате, потому что недорого. И отца любили, особенно Люба. Мальчишки же его проклинали, и, видимо, было за что.

В сумятицу гражданской пацаны связались с разведкой, думаю, что это было баловство, курьерство через границу за грошик, всё же плотно: китайцы, японцы, Красные, Белые, больная почти слепая мама, непуть-отец. И однажды Софу арестовали японцы – как мать подозреваемых, и со слов дочерей, пытали, били, а потом выпустили несколько помешанной.

Женившись, Виктор, мой дед, взял Софью к себе. Она не ладила с моей бабушкой Клавдией, к тому времени уже считалась совсем безумной, убегала часто куда-то и бродила по городу по ночам. Потом был 38-й, когда арестовали сначала Виктора с Клавдией, потом Пашу, Мишу и Сашку. В 40-м, освободившись, Клавдия отдала Софью в психбольницу. А в 41-м страна стала избавляться от человеческого балласта, и Софы не стало.