– Мне нужно найти дорогу, по ней я выйду к городу, а уж там потеряться легче лёгкого, – успокаивала себя вслух Нежина, утирая пот со лба.

Беглянка упрямо двигалась вперёд, поминутно останавливаясь и отдуваясь. Она то злорадно ухмылялась, представляя вытянувшееся от негодования лицо мадам, то испуганно вздрагивала, слыша непонятный шорох. А солнце тем временем шагало вместе с ней: ещё недавно оно било в глаза, потом рассматривало затылок, теперь печально глядело вслед. Среди мёртвой тишины раздавалось лишь непрерывное и монотонное урчание желудка девушки: она с тоской вспоминала, что не удосужилась подготовиться к побегу, а её рот с самого утра не знал ни крошки, ни капельки, ни кусочка хлеба, ни глотка воды. Но вокруг по-прежнему ни души, ни следа жилья. Наконец Нежина отчаялась так, что неумело принялась молиться, придумывая то, что она отдаст ради спасения, на ходу. Она молилась так громко, что, будь бы хоть единая возможность докричаться до сущего на небесах, то она бы была её.

Вдруг знакомый запах защекотал нос: дым. Это же дым! Где дым, там и человек, где человек – там жильё, где жильё, там и дорога. Можно попроситься переночевать – вряд ли кто-то откажет усталой и голодной путнице. А утром с новыми силами отправиться на поиски города.

Запах ощущался всё явственней. Вот впереди лошадь, запряжённая в сани, и человек в тёплом плаще с капюшоном, обитым серым мехом. Лицо кучера закрывал тёплый шарф, оставляя видимыми только глаза, да и те прятались под частоколом покрытых инеем ресниц. Возница приподнялся, глядя на странное взмокшее существо с топором в руке. Несколько мгновений Нежина пребывала в нерешимости: ей показалось, что кучер кого-то ждёт, однако безобидный вид лошади, фыркающей и роющей копытом снег, побудил девушку на более близкое знакомство.

– Бога ради, не бойтесь, – крикнула Нежина, бросая топор и бросаясь к саням. – Помогите мне! Вы ведь в город едете?

Возница передёрнул вожжами, словно готовясь пустить лошадку рысью, но ответил:

– В город, в город. А тебе-то какое дело? Ты заблудилась никак? Так иди через лес, там приют сиротский, может, и такая толстуха ко двору придётся.

Голос из-под капюшона звучал глухо, но Нежина была рада хотя бы тому, что он человеческий. За весь день она уже отчаялась выйти к людям.

– Да-да, заблудилась, очень замёрзла и устала. Прошу вас, подвезите меня.

Возница подумал с минуту, однако махнул рукавицей:

– Мне тебя не с руки тебя катать-то попусту, не на прогулке чай. Да и лошадке тяжеловато: годы, они ведь зверей не щадят.

И дёрнул поводья. Лошадка напрягла шею, вытянулась, и сани медленно поползли по снегу.

– Постойте, ради Бога, постойте!

Озябшими руками Нежина вцепилась в задок саней.

– Совсем с ума сошла, бродяжка! – возница взмахнул кнутом. – Убери руки, пока не всыпал по первое число!

– Я заплачу, постойте. Я заплачу, – торопливо проговорила Нежина. Кнут едва коснулся её рук: тыльную сторону ладоней будто обожгло кипятком.

– Да у тебя в кармане, поди, вошь на аркане, а в другом блоха на цепи, – насмешливо, однако с интересом протянул возница. – Что ты дать-то можешь?

– Подождите! – Нежина торопливо расстегнула тулуп, чтобы засунуть руку в тёплую пазуху. Пальцы немедленно свело, так что она едва смогла снять с шеи маленький золотой крестик на тонкой витой цепочке – единственную память о матери. – Вот возьмите! Только довезите до города, прошу вас!

– Ну что ж, – возница неторопливо взял крестик, повертел его и небрежно сунул в карман. – Негусто, но как не помочь бедняжке, Бог-то не Тимошка, видит немножко, может, и мне моя доброта зачтётся. Полезай в сани, дочка. Холод-то какой, даром, что солнце как летом.