– Что же ты должна была натворить, если тебя отправили в Дом? Убила прежнюю директрису?

Нежина осмелела и тотчас парировала:

– А ты почему здесь? Организовала покушение на нынешнюю?

Девочка невесело рассмеялась, морща густые брови – единственное украшение этого бесцветного лица:

– Ах, если бы все было так просто, то я бы уже давно…

Она неожиданно замолчала и испуганно оглянулась в темноту, но кровати стояли так же, только огонёк свечи колыхнулся, как если бы рядом с ним кто-то быстро-быстро пробежал. Девочка отвернулась, поправила сбившееся одеяло, положила подушку углом вверх.

– Запомни этот порядок, – так же неслышно шепнула она. – И днём на кровати лежать нельзя – здесь везде глаза и уши.

Нежина протянула ей руку, но девочка помотала головой и отступила к двери.

– Спасибо, – одними губами произнесла Нежина, – спасибо тебе. Наверное, здесь тоже можно жить.

Раздался странный далёкий гул, похожий на звук церковного колокола.

– Пора вниз, ужин, – шепнула фигурка и растворилась за дверью. – Не забудь переодеться. Твоё платье может быть любого цвета, если этот цвет – серый.

Нежина не торопясь спустилась в столовую. Там уже был накрыт стол и несколько воспитанниц сновали туда-сюда, разнося еду: жидкую похлёбку и картошку в мундире. Остальные ровными рядами сидели за столом, сложив руки на колени и опустив головы, покрытые одинаковыми серенькими платками. Все девочки выглядели словно сёстры: одинаково одеты, небольшого роста, худенькие, если не сказать – тощие. Нежине очень хотелось бы знать, какие мысли прячутся за всеми этими лицами, за нахмуренными лбами и плотно сжатыми губами. Она было присела с краю, но властный голос старухи мигом поднял её с места.

– Дитя мое, ты прибыла из другого места, привычная пища воспитанниц может прийтись не по нраву, поэтому, в качестве исключения первого дня, сделай милость, раздели трапезу с нами.

Старуха сидела за небольшим столом возле камина, отдельно от девочек. По правую руку Барыс с аппетитом, по-волчьи вгрызался в свиную кость. Перед старухой на тарелке сиротливо лежало несколько горошин.

Нежина оглянулась на неподвижно сидящих девушек и дружелюбно сказала:

– Простите, но я хотела бы остаться здесь.

Старуха поправила белоснежную салфетку, заткнутую за воротник, и сухо проговорила, уперев острые локти в стол:

– В этом доме, дитя, моё приглашение имеет свою цену, так же, как и твой отказ будет иметь свою.

– Иди, – еле слышно шепнула одна из воспитанниц, не поднимая глаз.

Нежина медленно поднялась и побрела к столу. Тотчас на накрахмаленной скатерти возникла тарелка со свиной отбивной и горошком. Голодная девушка проглотила слюну и украдкой посмотрела на воспитанниц: суп в их тарелках отвратительно пах рыбой и фасолью, перебивая даже сочный аромат хорошо прожаренного мяса. Но девушка не смогла бы проглотить и кусочка, потому что чувствовала голод девушек по ту сторону стола.

– Расскажи о себе, дитя, что ты за человек, сможешь ли ты ужиться в нашем славном обществе, не развратишь ли моих милых девочек?

Нежина почувствовала странное волнение, потупила глаза и еле слышно представилась, стараясь не забыть о том, кто она теперь:

– Моё имя Агата. Меня нашли…

Старуха насмешливо поднесла ладонь к уху, издевательски сощурила холодные глаза:

– Погоди, погоди, как ты сказала? А-га-та? Но такого имени нет в святцах, мы с девочками читаем их по пятницам, и никаких А-гат там нет. Любое существо поступает согласно своей природе, а что же ждать от того, чьего названия не знает даже святая книга? Или ты мне врёшь? Может быть, твоё имя звучит вовсе не так? Почему бы тогда нам его не услышать? Или его звук осквернит воздух?