В последующие месяцы вывоз детей совсем уменьшился, и число случаев заболеваний корью не прекращалось: в мае – 35, в июне – 43, в июле – 32, в августе – 15, в сентябре – 22, в октябре – 28; при этом повышение уровня заболеваемости корью в Московском воспитательном доме совпадало с ухудшением коревой эпидобстановки в Москве и Московской губернии[17].

В июне 1916 г. были выработаны мероприятия по борьбе с угрожающим распространением кори в грудных отделениях Московского воспитательного дома. Первая мера заключалась в изоляции всех поступавших в Дом детей в возрасте 3 месяцев и старше в особом карантинном отделении, где они оставались в течение двух недель, после чего «в случае здорового их состояния», переводились в грудные отделения. Для борьбы с корью в самих грудных отделениях, а также в Окружной больнице с целью ранней диагностики этого заболевания ординаторы, «уделяя особое внимание детям в возрасте свыше 3 месяцев», проводили «ежедневный поголовный осмотр детей вверенных им отделений». Наряду с этим отмечалось «усиленное наблюдение за санитарным состоянием отделений в отношении чистоты воздуха, гигиены тела населения»[18].

С 16 ноября 1916 г. в зимних бараках начало функционировать коревое отделение, куда были переведены все больные корью дети из заразного отделения, в котором оставляли больных с рожистым воспалением, дифтерией и другими случаями смешанной инфекции, например комбинацией кори и дифтерии. Коревое отделение находилось в ведомстве доктора С. Мончунского, руководившего заразным отделением больницы. В помощь ему была прикомандирована врач-женщина М. Налетова, заместительница врача-экстерна грудных отделений. Врачам помогали три фельдшерицы, которые поочередно несли суточные дежурства.

К концу зимы 1917 г. эпидемия кори в Московском воспитательном доме практически прекратилась, в виду чего «доктор М. В. Налетова с 1 марта была отчислена от занятий в коревом бараке». Сократили и ставку одной из трех фельдшериц.

В 1916 г. в Московском воспитательном доме отмечалось повышение заболеваемости и смертности среди питомцев, что было обусловлено несколькими причинами: приемом большого количества подкидышей, проблемами со вскармливанием младенцев, а также упомянутой выше эпидемией кори.

В годы войны в грудные отделения Воспитательного дома ежедневно вливались новые количества детей различного возраста, точное определение которых с трудом поддавалось подсчетам. «В 1916 г. подкидышей было 3601, вывоз же детей в Округа за целый год составил 583. Количество наличников ни разу не спускалось ниже 340, обычно превышая 400 и достигая 650 и выше»[19]. Чрезмерная скученность детей в грудных отделениях, как и в годы лихолетий, приводила к повышенной заболеваемости и смертности среди питомцев.

Поступавшие в Воспитательный дом подкидыши в большинстве своем находились в состоянии глубокой степени атрофии. «В самом Доме в силу почти полного отсутствия к концу 1916 г. передачи детей в Округа молока у кормилиц, засидевшихся в грудных отделениях в ожидании передачи детей, становилось недостаточно, особенно для выросших детей. Кроме того, весьма значительный процент кормилиц (матерей) в Доме составляли первородящие, то есть женщины с малым количеством молока, быстро падающим спустя 4–5 месяцев после родов»[20].

При врачебном осмотре дети в общей массе «производили впечатление недостаточно накормленных – клинически картина недоедания и даже голодания, что подтверждается объективно и ничтожными прибавками в весе при еженедельном взвешивании детей и данными вскрытий умерших. По крайней мере, в ежедневных рапортичках о причинах смерти детей первое место занимает Atrophia universalis. За 1 неделю, например, из 118 вскрытий в 40 указана эта причина. На это обстоятельство указывает прозектор Московского воспитательного дома, приват-доцент Абрамов в личном своем докладе, подчеркнув преобладание в патологоанатомической картине явлений атрофии наряду с резким уменьшением числа случаев с септическими явлениями, преобладающими, как правило, в предыдущем году»