Супруги Сыровы прогуливаются по городу.

Супруга улыбается, погруженная в свои мысли.

– Он сказал, – говорит она, – что осенью мы сможем переехать. Все будет готово к первому октября.

– Осень уже не за горами, – подхватывает чиновник.

– Нам повезло, что хозяином у нас будет полицейский. Он не обманет.

– Он понимает, что ему светит пенсия. И будет охранять нас от воров.

– Он такой заботливый, такой рассудительный!

– Мне он тоже нравится. Мы будем жить в добром согласии.

– А она, – сказала супруга с плохо скрываемым самодовольством, – называла меня «милостивая пани».

– Вот уж это ни к чему! – с жаром воскликнул чиновник. – Я такого раболепства не потерплю. Я хочу быть с ними на равных. Я постараюсь сделать так, чтобы они забыли о нашем превосходстве. С простыми людьми я хочу общаться побратски. – Он на минуту задумался, а затем сказал: – На досуге займусь садоводствоим. Раздобуду специальную литературу, основательно ее проштудирую. Ах, я уже предвкушаю! Буду рыть, копать, мускулы у меня нальются, щеки покроются бронзовым загаром.

И он распрямился, словно ощущая в своих жилах приток свежих сил.

Жена думала про себя: «Это хорошо, что он станет работать в саду. Не надо будет нанимать человека. И на зелени сэкономим.»

Когда они вернулись домой, тесть был уже в постели. Он курил, его круглую голову прикрывал черный ночной колпак. Из-под перины на соседней кровати торчали завитки седых волос.

– А я тебе говорю, – пф, пф, пф, – что отлично помню тот момент, когда подцепил эту болезнь, – продолжает тесть начатый разговор.

– Неужто? – дивится теща.

– Мне было, – пф, пф, пф, – лет тринадцать. Стою я у забора и вдруг чувствую, как на меня пахнуло каким-то ядовитым ветром. И конец. С той поры я такой квелый… В чем только душа держится…

– Куплю себе растирание, – говорит седой завиток, – Гедвичка выписала мне рецепт.

Супруги Сыровы пожелали старикам спокойной ночи и прошли в свою комнату.

– Он даже не спросил, как я себя чувствую, – посетовал тесть.

– Не обращай на него внимания. Он еще хуже, чем она. Та всегда была к нам внимательна.

Раздеваясь, чиновник говорил: – А знаешь, как я оформлю клумбу? По краю, в первом ряду высажу темно-синие крокусы, во втором – желтые миниатюрные гиацинты, а посередине – тюльпаны…

Чиновник скользнул под холодную перину. – Или так, – продолжал он, – в первый ряд я могу посадить мускарий или сциллы, затем – розовые гиацинты…

– А где будет морковь, савойская капуста, сельдерей? – прервала его жена.

– Погоди, все будет…А еще я хочу вырастить аконит. Но с ним нужно осторожно! Это ядовитое растение…

Супруга улеглась и погасила свет.

– А многолетники…Вот погоди, когда ты увидишь многолетники…

– Отстань, что-то я сегодня устала.

– Многолетники, многолетники, – бормотал чиновник, обнимая супругу.

– Многолетники… – испустил он долгий вздох, перелезая обратно на свою постель.

– Я единственный из всего класса знал, что венерин башмачок по-научному называется cypripedium calceolus…

И он уснул.

На горушке за городской чертой закипели строительные работы. Обнаженные до пояса мужчины, стоя в ямах, выбрасывают на поверхность землю, – она летит, описывая дугу. Женщина с повязанным на голове платком размешивает дымящийся известковый раствор. Кирпичи позванивают на телегах; округа оглашается криками возниц, ноги которых обмотаны портянками. Груды песка привлекли ватагу голопузой ребятни. Среди строительного люда шныряет черная лохматая собаченка с хвостом – завитушкой наподобие часовой пружины. Собака радуется оживлению и суете. Видно, у нее нет хозяина, поскольку всяк ею помыкает. Откуда она взялась на стройке, никто не знает. Точно и ее вместе с работягами наняли в качестве подсобной силы. До этого она, бездомная, скиталась по деревням, на собственной шкуре испытывая суровость сельчан. Теперь же исполняет обязанности сторожа и гордится тем, что уже не болтается без дела, а занимает прочное место в общественной иерархии. И собака преисполняется решимости быть услужливой, внимательной к строительному люду, но зато грубой и свирепой со всеми, от кого не разит известкой. По ночам, когда стройка пустеет, черная собака бегает вокруг будки, где хранится строительный инвентарь. При малейшем шорохе она упирается в землю передними лапами, навострив уши, отрывисто и сердито лает. Свои обязанности сторожа она исполняет явно с чрезмерным усердием, жаждая похвалы от начальства.