Дольше всех сопротивлялась Лорен. Она еще в десять лет отчего-то вбила себе в голову, возможно, под влиянием преподавателей в пансионе, что высказывать свои подлинные мысли – неприлично. К тому же Лорен Эванс мечтала о том, что брат женится на состоятельной девушке, настоящей светской даме, которая поможет остальным Эвансам продвинуться в обществе.

Но Лорен была еще так мала и нуждалась в ласковой заботе, поэтому уже через несколько месяцев после свадьбы брата писала Мэй подробные письма, где жаловалась на строгие порядки в пансионе и чванливых подружек, похвалявшихся дорогими муфтами и игрушками.

«Диана как раз та подруга, что подойдет для нашей Джейн. Они почти ровесницы, к тому же мисс Крейтон вовсе не глупа, и у нее достаточно свободного времени. Я не могу так часто гулять с Джейн, как ей бы того хотелось, и не успеваю прочесть все, что она мечтает обсудить со мной… Несправедливо заставлять ее заниматься с моими детьми больше, чем это делаю я сама, хоть Джейн и была гувернанткой. Я буду стараться оградить ее от излишней работы, пусть проведет это первое лето в Бромли с новыми друзьями», – Мэй улыбнулась собственным мыслям и закрыла глаза.

Джейн сидела за колченогим туалетным столиком, старым, изборожденным царапинами, но нежно любимым ею – этот столик принадлежал еще ее матери. Долгое время он вместе с другими памятными вещами хранился у подруги покойной миссис Эванс, так как переезды семьи не позволяли Джейн или Мэй с Джоном взять их с собой. Но теперь, когда Эвансы обзавелись собственным домом, все предметы меблировки и кое-какие безделушки, не распроданные Джоном, чтобы оплатить обучение сестер, были заботливо отчищены, отремонтированы и водворены в комнатах дома на Фиалковой улице.

На оставшиеся от покупки дома деньги Мэй смогла приобрести недостающую мебель, и теперь старые вещи смотрелись среди новой обстановки, как ветераны среди новобранцев, покрытые шрамами, усталые, но пользующиеся заслуженным почетом и уважением.

Джейн задумчиво водила пальцем по царапинкам на некогда лакированной поверхности, словно вырисовывала карту своих будущих странствий.

Она чувствовала себя почти счастливой. Новый дом, новые друзья, общество Мэй и девочек – все это наполняло ее жизнь смыслом, переживания прошлых лет мало-помалу отодвигались в глубь ее памяти, уступая место светлым впечатлениям каждого нового дня.

Если бы только прошлое не протянуло к ней скрюченные жадные пальцы! Если бы все сложилось так, как она мечтала! Джейн знала, что Мэй иногда посматривает на нее с тревожным ожиданием, но не могла ничего рассказать доброй подруге. Необходимость хранить чужие секреты угнетала ее, но она от души надеялась, что уже к концу лета освободится и от этого груза!

В пансионе у Джейн было много подруг, но все они разъехались по своим домам или, подобно ей самой, нашли место гувернантки или компаньонки и писали нечасто. Сначала Джейн сожалела об утрате этих связей, но забота о непоседливой, капризной дочери леди Файдуэлл отнимала у нее так много времени, что предаваться ностальгии по прежней жизни не оставалось сил. Да и, если уж говорить откровенно, дешевый пансион – не то место, о котором стоит долго сожалеть, когда живешь в большом, изысканно обставленном доме, всегда полном великосветских гостей.

Нет, конечно, Джейн не жалела, что уехала оттуда и поселилась в убогом домике с женой брата и племянницами. Маргарет и Джессика по сравнению с мисс Файдуэлл были просто очаровательны, а теплое отношение Мэй каждый день согревало девушку, но, когда две леди проводят время только в компании друг друга, рано или поздно это начнет приводить к раздражительности и мелким размолвкам. В Лондоне они не могли позволить себе почти ничего из доступных дамам развлечений, а их друзья, вернее, друзья Мэй, такие же достойные, но небогатые люди, не часто устраивали обеды или музыкальные вечера, танцы и пикники.