2 июня 2014 года, понедельник.

В половине третьего ночи кафе «Евразия» опять включило свою установку с барабанным боем и ударными инструментами, и эта какофония продолжалась до 4 часов утра. Потом компания, в честь которой играл туш, с шумом удалилась домой, а я так и не смогла уснуть до самого утра.

На этот раз, вместо того чтобы звонить в полицию, я, встав пораньше, села за сочинение нового заявления на имя начальника Арбатского ОВД Янчука. Теперь я детально изложила все подробности: что звуковоспроизводящая установка находится в подвале прямо под моей квартирой, что даже при негромком включении вибрация и сильная акустика дома усиливают звук, и он распространяется по всей квартире, не позволяя уснуть. На основании Закона города Москвы «О тишине» я просила принять меры к прекращению работы музыкальной установки в ночное время.

Когда я появилась в отделении полиции, дежурный первым делом проверил содержимое моей сумки, в которую я положила ноутбук и папку с бумагами. Только после этого меня допустили к окошку, в которое я отдала своё заявление.

– Теперь я буду вам каждый день приносить заявления, пока не прекратятся эти концерты, – пообещала я и заодно поинтересовалась, кто теперь участковый на нашем участке вместо уволенного Сусанова. Новый участковый как раз появился в дверях.

– Что у вас? – спросил он.

– Ночное кафе «Евразия» каждую ночь веселится, а я после этого весь день ползаю как сонная муха, – мрачно сообщила я.

– Заявление написали? – осведомился участковый.

– А как же!

– Разберёмся.

Я попросила у дежурного сделать копию моего заявления с отметкой о дате принятия. Он долго возился с копировальным аппаратом и в конце концов сообщил, что он не работает. Вместо копии заявления он выдал мне корешок регистрационного талона, на котором были указаны дата заявления и фамилия того, кто его принял. Посмотрим, сработает ли новая тактика.

11 июня 2014 года, среда.

Всю неделю музыку не включали, но демонстративно устраивали шумные разговоры под окнами. Вот и сегодня, начиная с четырёх утра, напрягая все свои голосовые связки, верещали часов до пяти. Около шести утра опять вышли и устроили страшный гвалт, но я уже встала и начала заниматься своими делами, не обращая внимания на вопли внизу. Надеюсь, что когда-то им надоест это. Пусть орут, лишь бы свою рок-музыку не включали по ночам.

Спустилась вниз и обнаружила в почтовом ящике сразу два письма от Жилинспекций: одно, наконец-то, от инспекции по ЦАО за подписью заместителя Булаевой (почему-то она сама не стала подписывать), другое – по Москве, куда я жаловалась недавно. Оба письма совершенно одинаковые, только бланки разные. По смыслу – отказ, ссылаясь на то, что документы в порядке, и судя по ним, никто не передавал своих полномочий по доверенности другому лицу, и что отсутствие справки о судимости не является препятствием. И опять адресовали меня в суд!

С этими письмами пошла в управу, позвонила Марине Баташовой, она спустилась ко мне, и я отдала ей одно из писем:

– Они совершенно одинаковые. К сожалению, ничего утешительного, – уныло сказала я.

– Ничего, Бабенко послал от своего имени жалобу Гончару в Государственную Думу, в Мосгордуму депутату Ирине Святенко и в прокуратуру, – сообщила Марина. – Но вообще-то Жилинспекция должна следить за этим, а не прокуратура.

– А Жилинспекция умывает руки, – вздохнула я. – Я принесла вам сегодняшнюю статью в газете «Московский комсомолец», где описывается аналогичная история: там тоже какая-то банда под видом ТСЖ захватила целый многоэтажный дом, и жители ничего не могут сделать, пишут жалобы, а им отвечают: сами выбирали, сами и разбирайтесь.