– А ты разве не знаешь? Ты же спец, вроде, по этим местам.

– Да тут каждый раз все по-другому! Я же говорю – четвертое измерение! А мне еще и не верят…

– Тогда наверх – Сергей показал в сторону лестницы. – Мне кажется, там мы сможем выйти. Ты в город отправишься.

– Пешком, что ли? Сотню километров?

– Да на площади джип стоит! До города доберешься – поднимешь там всех, на уши поставишь… А я Янку искать буду.

– Как-то все просто у тебя, – покачал головой Макс. – Даже если я выберусь, кто меня послушает? Ты думаешь, кто-то поверит, что люди пропадают в четвертом измерении прямо за городом? Бред какой-то. Отправят Кравцова в дурку, и все – пишите письма.

– Да наплети что угодно! – истерично выкрикнул Сергей, машинально замахиваясь на Кравцова рукой. – Скажи, что террористы здесь заложников захватили!

– Хорош, хорош, успокойся, – Макс сделал шаг назад. – Давай поднимемся сперва…

…Зал был небольшой, полностью отделанный черным мрамором. Из-за пилонов выбивался красный рассеянный свет. А посреди комнаты, на невысоком подиуме, стоял саркофаг. Ирма сделала несколько неуверенных шагов по направлению к нему. На губах ее играла улыбка – ей действительно радостно было видеть этот мрачный интерьер…

…Она не помнила, сколько времени пролежала, обхватив руками шершавый гипсовый шар с буквой «А». Потом Ирма резко вскочила, схватила металлический прут и стала в исступлении колотить по шарам. На шаре «А» не осталось ни царапинки, а шар «D» раскрошился буквально после пары ударов. Закончив экзекуцию, Ирма швырнула свой прут в люк, через который попала в эту комнату. Спустя секунду раздался гулкий металлический звон и противный смачный хруст. Видимо, треснула плитка на полу египетского коридора. Ирма огляделась по сторонам. Ни окон, ни дверей в комнате с шарами, точнее, уже с одним шаром, не было.

Жене художника не осталось ничего другого, как лезть обратно в люк. Спустившись, Ирма чуть не споткнулась о валявшийся на полу железный прут. Она в сердцах пнула его ногой в грубом армейском ботинке, и пошла к выходу. Неожиданно, откуда-то издалека раздались тяжелые шаги, и они явно приближались. Фонари в коридоре теперь горели уже не так ярко, некоторые вообще погасли, и поэтому Ирма не сразу разглядела идущую ей навстречу женщину. А когда увидела, то попятилась, пытаясь крикнуть. Но снова, как и много лет назад, только воздух, хрипя, вырывался из ее груди, и лед, острые кристаллики льда по всему телу… Женщина, которую увидела Ирма, была невысокой, крепко сбитой, с мускулистыми руками и ногами, тонкой талией, широкими бедрами и большой, воинственно торчащей грудью. Из одежды на ней был только белый сплошной купальник. В накачанной руке женщина сжимала весло. Статуя ожила…

Лицо Девушки с веслом ничего не выражало, глаза были абсолютно пустыми – без зрачков, без радужки, с шершавыми гипсовыми белками. Один из них наискось пересекала трещина. Но Ирма чувствовала, что девушка ее видит. Между лопаток засвербело. Ирма распахнула куртку – ее черная футболка уже насквозь промокла от пота. Глаза слезились, живая статуя заколыхалась, причудливо преломляясь в пространстве. Из приоткрытого рта Ирмы на пол стекла струйка слюны. Пальцы на руках свело судорогой, сердце заколотилось, словно безумное, в такт ему перед глазами заплясали черные мушки. Такого Ирма не чувствовала уже много лет…

Ей вдруг пришли в голову совершенно неуместные мысли – о том, почему же в советских парках так любили ставить статуи мощных спортивных женщин и мужчин. Пустые и одинаковые, они были похожи на изуродованных бесконечным кровосмешением, выродившихся потомков олимпийских богов и богинь. А что, подходящий объект поклонения для пьяниц и их жен – свиноматок-героинь. Ущербным людям – ущербные боги. И люди деградируют и сгнивают, отдавая гипсовым кумирам на обоссаных пьедесталах остатки своей индивидуальности. И боги хавают эту жертву, поддерживая свое обшарпанное бессмертие. А переваренная индивидуальность, священное дерьмо, становится основами новой извращенной религии, вернее, ее низкопробного суррогата…