– Сова… оборотень? – прохрипела Яна

– Совоборотень. Ну, это я их так называю. Советский оборотень. Их три разновидности всего. Эта жирная тетка – самая злобная.

– А остальные? – Яна начала постепенно успокаиваться. Голос Андрея, хриплый, но приятный, действовал на нее умиротворяющее. С каждым сказанным словом образ мертвого Макса бледнел в Яниной памяти. А Баревский тем временем продолжал размеренным тоном лектора:

– Первая разновидность – так называемая «пионерка». Маленькие, вредные, ножки, словно спички, и при этом – очень злобные. Обычно стайками нападают. Живьем людей разрывают на части и едят. Когда подрастают, то превращаются в комсомолок. Это… ну вроде как, совковые культуристки. Девушки с веслами. Физкультурницы. Такая одним ударом кулака коня свалит. Правда, они туповаты и тормозят порой не по-детски. Расправиться с этими бабами проще простого. Их, кстати, очень мало – долго в девичестве комсомолкам побыть не доводится. Потому что по правилам самочка должна быть покрыта как можно раньше. Желательно, сразу же по достижению репродуктивного возраста. После этого несколько лет подряд рожает, плодится. Потом приходит климакс, и в результате ее раздувает от злобы, и вот такая слониха получается. Ее только копьем убить можно. Желательно, с советской символикой.

– А кто их оплодотворяет? И где? И откуда вообще эти пионерки-комсомолки берутся? – янина истерика сошла практически на нет, зато проснулось профессиональное любопытство.

– Да здесь, в ДК… Слушай, Яна, пойдем-ка отсюда. Не дай бог, еще кто сюда припожалует. Здесь таких тварей еще немало, – с этими словами Андрей обхватил Яну за плечи и силой потащил за собой. – Идем, идем, я все потом тебе расскажу.

Яна, с трудом передвигая ноги, потащилась вслед за Андреем. Он крепко придерживал девушку за шею, словно не позволяя ей оглядываться. И поэтому она не увидела, как шкура совоборотня на полу зашевелилась, сморщилась и рассыпалась в прах. А под ней оказалось обнаженное тело молодой красивой женщины с прекрасной фигурой и копной огненно—рыжих волос. Это была Катя, изнасилованная Баревским под доской почета две недели назад… Ее тело медленно начало таять, и через несколько минут превратилась в лужицу голубоватой жидкости, которая быстро просочилась под плитку на полу. Не увидела Яна и того, как Макс, вполне живой, пришел в себя и, харкая кровью, с трудом приподнялся и прислонился к кафелю. Стена за его спиной вдруг обмякла. Макс ойкнул и ушел в керамическую плитку, словно в воду. По стене прошли круги, и все стихло. Только где-то далеко по-прежнему раздавалась гулкая капель…

…Эта дверь в конце коридора отличалась от остальных. Она была обита жесткой коричневой кожей, а на квадратной бронзовой табличке поблескивала рубиновая звезда с золотистым селедочным скелетиком внутри. Сергей провел пальцами по блестящей ручке. Может, это выход? Он обошел уже бесчисленное количество коридоров, заглянул за сотни, а может, за тысячи дверей. И почти совсем потерял надежду…

Кроме белого квадратного кафеля, серого бетона, да грязной потрескавшейся штукатурки он почти ничего не увидел. Смысла и назначения самих комнат Сергей тоже понять не мог. Например, в одной из них, площадью квадратов этак сто, в центре находился крошечный, неглубокий, выложенный все тем же кафелем, бассейн. Даже Сергей, не отличавшийся богатырским телосложением, уместился бы в нем с трудом. Одну из стен этой комнаты – хоть какое-то разнообразие – украшала мозаика. Что-то, кажется, на космическую тему. Разобраться было трудно – большая часть разноцветных квадратиков, из которых была составлена картинка, давно отклеилась, и теперь валялись по всей комнате. Некоторые из кусочков лежали на дне бассейна, под слоем вонючей застоявшейся воды желтоватого цвета.