Она вспоминала. Когда она уведомила администрацию о своем намерении перестроить старый деревянный домишко, первая реакция была однозначна: нет. Перестраивать что бы то ни было запрещается. Эта развалюха стояла с незапамятных времен, была должным образом внесена в кадастр – потому ее и терпели, – но не могло быть и речи о том, чтобы ее видоизменить. Побережье есть побережье, место святое и неприкосновенное, которое не подлежит застройке и со временем должно вернуться к природному состоянию. И неприятности посыпались на Х как из рога изобилия: повестки, предписания и прочие заказные письма. Два общества охраны природы подали на нее иск, судебный процесс тянулся месяцы, годы, как всякое дело в суде. Проиграв в первой инстанции, истратив целое состояние на адвокатов – их гонорары почти вдвое превысили стоимость участка! – она выиграла апелляцию: правосудие позволило ей осуществить свою мечту об «открытом и гостеприимном» доме. У Х не было ни малейшей предрасположенности к походной аскезе – или она думала, что у нее нет предрасположенности, – и свой дом она замыслила отвечающим нормам современного комфорта и канонам актуального дизайна.
Когда Х начала работы, точнее, когда она поручила Роберу начать работы, ее поддерживала и не давала опустить руки надежда на осуществление своей мечты: на вершине утеса будет стоять красивый дом, «простой и светлый».
III
Начав перестройку своего дома, Х немного растерялась под натиском тысячи вопросов, оказалась на распутье перед таким же количеством возможных путей, чтобы воплотить в жизнь идеальные – но расплывчатые – картины, которые она себе нарисовала. За несколько недель проект накрыл ее с головой. Она постоянно перебирала в уме – а порой даже пережевывала – различные аспекты своего дома: расположение постройки на участке, размеры, она обдумывала объемы и пропорции, материалы, окна и двери, краски, уже планировала отделочные работы, не забывала про сад, представляла себе общий вид, рассматривала детали, от деталей переходила к плану в целом, перечеркивала то, что замыслила минуту назад. Она разрывалась между эстетическими вопросами и техническими ограничениями. Ее бросало от бюджета к планам идеального дома. Она мечтала, грезила, подсчитывала, фантазировала. Ее мозг кипел, кипела она вся. Выйдя на прогулку, в городе ли, за городом, она невольно рассматривала чужие дома: не найдется ли новой идейки позаимствовать? Она листала журналы и брошюры по архитектуре и дизайну, проводила часы на сайтах по этой тематике в поисках вдохновения: не сможет ли она перенести к себе, на остров, то, что художники воплотили на другом конце света? Она думала о своем доме непрестанно. Вернее сказать, только о нем и думала. Ее дом стал для нее всем миром, а остальной мир исчез. Так бывает, когда влюблен: один-единственный человек становится всей Вселенной, и других как будто нет. О своем доме Х думала днем и вечером, думала ночами – в своих сновидениях и своих бессонницах, – думала, когда была на острове и когда была от него далеко, когда работала и на отдыхе, в часы досуга, в будние дни и в воскресенье. Она думала о своем доме, толком не различая, где строящийся дом с его конкретными нуждами, а где дом вымечтанный, наложившийся на реальную вершину утеса.
Этот внутренний жар, для кого-то, наверно, утомительный, был ей приятен.
Однажды, задавшись вопросом, откуда взялось у нее это ощущение полноты, она вдруг поняла, что ее дом, строительство которого она затеяла вовсе не ради этого, но по причинам куда более глубоким, давним, по большей части подсознательным, мог послужить иллюстрацией к «Семи секретам счастья» – так называлась книга, которую одна подруга когда-то предложила ей написать в четыре руки. Проект не пошел дальше намерения, но она помнила семь сформулированных ими правил, как быть счастливыми, – если не считать смешной саму попытку свести счастье к практическим рецептам.