Нет, внешне она почти не изменилась, только похудела. И все же я не сразу узнала ее, когда она окликнула меня на Фестивале блинов. Эля продавала жар-птиц и свои написанные маслом картины.

Вообще-то я равнодушна к блинам, но само название Фестиваль блинов вытащило меня в тот залитый солнцем день из дома в городской старинный парк, где врасплох заставали звуки электрической скрипки. Красавица с распущенными темными волосами, казалось, была со смычком единым целым. Те же, кто приходил на фестиваль не со стороны центральных улиц, по мосту, тропинками, по обе стороны поросшими ромашками, попадал прямиком в этакое царство книг, где гостей встречали девушки в старинных сарафанах и домовенок Кузя.

Лодки покачивались на привязи у берега, приглашая в дальнее плаванье с убедительностью прощерлыги-ловеласа, сулящего доверчивой красотке с неба звезды и золотые горы впридачу.

Конкурсанты в белых фартуках ловко подбрасывали блинчики на сковородках и относили свои кулинарные творения на блюдцах восседавшему чуть поодаль жюри.

Детишки с разукрашенными аквагримерами лицами обступили мастеров.

Самая большая девчачья компания собралась вокруг моей давней знакомой художницы Розы.

Они учила детей расписывать матрешек.

– Я назову свою Огнецвета.

– А я свою… Дариэл, – объявили девчушки.

– Отличные имена, – похвалила Роза, – но надо еще много-много имен. Не забывайте, что внутри них может вместиться сколько угодно матрешек.

– Сколько? – вскинула любопытные глаза девочка с кошачьими усами и носиком.

– Даже представить невозможно, – развела руками Роза, – очень, очень, очень много, бесконечно много, но они были бы такие маленькие, что их невозможно было бы рассмотреть даже в микроскоп.

– В Огнецвету поместится миллион матрешек, – сделала вывод девочка с ромашкой на щеке.

– А в Дариэл – миллиард и даже еще больше.

– Сколько угодно матрешек поместится в любую из них, согласилась Роза и улыбнулась сразу обеим девочкам.

Мы договорились с Розой как-нибудь созвониться и где-нибудь посидеть поболтать, но так и не встретились до сих пор.

«Абонент недоступен или находится вне зоны действия», – уведомил меня автоответчик, и, вздохнув, я отправилась спать.

У меня появился дружище-кот. Конечно, у меня есть и другие поклонники мужского пола, но кот, признаться, мне нравится больше. Он отчаян и смел, а слышали бы вы, как он кричит мне «мяу», когда видит меня идущей из магазина, рассказывает что-то на кошачьем своем языке.

Он не любит, когда я возвращаюсь с цветами и поздно.

В знак протеста может исчезнуть на неделю, а потом, как нежданная радость, вдруг мелькнет во дворе его полосатый хвост.

Бесцеремонно и изящно, как вошел в мою жизнь, кот ступает по квартире Лисички к холодильнику, нетерпеливо ждет, когда я ему что-нибудь дам и, погревшись немного, уходит обратно по каким-то своим кошачьим делам. Будет голоден – снова вернется ко мне. Лисичка сказала, он увидел во мне доброту. Этикетка от банана все же сделала свое дело.

Наконец, я добралась до длинного списка Лисички. В этом перечне немало хлама, и стульев, явно, больше, чем в ее квартире. Их здесь ровно четыре плюс один разлапистый в несвежей обивке, который сильно мне мешал, даже заброшенный на антрисоли, как некая гигантская пиявка, от которой надо беречь свою кровь. От этого пятого я благополучно избавилась и даже не просила об этом Лисичку. Каким-то образом она догадалась сама, и ее сын приехал на машине и увез огромную пиявку, то есть стул. Мне сразу стало легче дышать.

Удивительно, но в перечне Лисички не было картин – единственной, пожалуй, ценности в этом замкнутом пространстве. Во всяком случае, я бы, если б была вором, больше ничего и даром не взяла, даже не совсем еще старый телевизор «Витязь».