Этот «фарс» создал в стране огромные политические и экономические трудности, которые коснулись даже такого благословенного края как Кубань. Где, кстати, хрущёвский «ставленник» Георгий Иванович Воробьёв, первый секретарь крайкома партии, не сориентировался и не поддержал вовремя намерения «партийных заговорщиков» освободиться от «разнузданного» Хрущёва. В политике достаточно назвать Карибский кризис, поставивший мир на грань реальной термоядерной войны, а в экономике – попытки продвинуть посев кукурузы до границ произрастания ягеля и прочие благоглупости, сумма которых и привела к крушению карьеры «неутомимого ленинца», как тогда именовала советская пресса Никиту Сергеевича.

Брежнев был совершенно другим человеком и с первых дней своего правления действовал иначе, всячески демонстрируя непривычные обществу демократические и, если так можно сказать, дружелюбные начала. Лучше всего это проявилось, кстати, на примере Краснодарского края.

Судьба Воробьёва, который опомнился, но слишком поздно, была решена не в привычном для хрущёвского режима ключе – выгнать с треском с работы, а заодно – из партии, и отправить куда-нибудь в целинный совхоз главным бухгалтером, а несколько иначе. Воробьёву дали с полгода помучиться в ожидании решения своей участи, а потом в край приехал печально знаменитый газетный «киллер» Юрий Черниченко (очень, кстати, талантливый) и по итогам своей поездки по полям и фермам опубликовал статью под названием «По кораблю ли плавание?..».

«Кораблём», естественно, был Краснодарский край, а «капитаном» – первый секретарь Георгий Воробьёв. Вывод: с таким «капитаном» «корабль» вот-вот сядет на мель, если уже не сидит на таковой. Ну а дальше было дело партийной «техники». Воробьёва, естественно, от должности отрешили, хотя, в отличие от Сталина, в лагерь не отправили, ну и «по Хрущёву» до бухгалтера не опустили, а назначили распоследним заместителем министра сельского хозяйства.

На место же Георгия Ивановича Воробьёва прислали из Тамбова Григория Сергеевича Золотухина, настоящего большевика, твёрдого, принципиального, к тому же с довольно суровой внешностью. Брежнев и Косыгин приехали как раз в самом начале кубанской карьеры Золотухина, не то с целью разобраться, насколько Воробьёв всё провалил, не то поддержать своего назначенца. Мне, совсем молодому журналисту, выпала тогда задача (да и честь тоже) попасть в пресс-группу, освещавшую поездку советских лидеров по «жемчужине России», как было принято Кубань именовать. Брежневу и Косыгину показали для начала витринно-показательный рисовый совхоз «Красноармейский» (куда, кстати, возили всех почётных гостей, включая и Хрущёва). Но большую часть времени они уделили проблеме летних паводков, с регулярностью обрушивающихся на Кубанскую равнину, особенно на левобережье, где находилось немало адыгейских аулов, включая и ближайший к Краснодару (если глядеть по прямой) – аул Псейтук.

И надо же было такому случиться, что через месяц после отъезда руководителей государства в крае разыгралось одно из самых размашистых наводнений. Раннее и жаркое лето растопило обильные снега Кавказского хребта, и стремительные потоки, опрокидывая дамбы и слабое обвалование, стали заливать равнинные пространства, куда попали и прибрежные аулы, а Псейтук, ближайший к Кубани, – так в первую очередь.

В эти тревожные дни первый секретарь крайкома Г.С. Золотухин и председатель крайисполкома И.Е. Рязанов на спасательном катере объезжали зону бедствия и общались с населением. В небольшой группе журналистов, которые освещали ту поездку, от телевидения был я и кинооператор Саша Старосельский. Вот тогда я впервые попал в аул Псейтук, часть населения которого вывезли, а часть сидела на крышах и чердаках в ожидании помощи.