– Это потому, что… ну… Брайт тогда тебя…

Фандер усмехается. Революция началась с того, что Рейв Хейз выпил лекарство и стал слабым, ни на что не годным магом, а Брайт Масон слетела с катушек и напала на толпу истинных. Самую малость возможно, что ее спровоцировали, но так ли это важно? Она была сиреной, представляющей угрозу всем, кто услышит ее песнь, и, выходя против нее один на один, Фандер знал, что проиграет. Возможно, он надеялся, что стоит малышке-сирене увидеть кровь на своих руках, как это приведет ее в чувство? Так, в сущности, и вышло. Или это было простое любопытство. А может, желание умереть героем.

В тот вечер началась революция, и Фандер единственный стоял и смотрел, как его друзья уходят, пока отец с гордостью хлопал его по плечу, хваля за правильный выбор.

– Нет. Брайт Масон тут ни при чем. Она просто иная, которую переклинило, – и она решила всех поубивать. Я на ее месте хотел бы того же, – спокойно отвечает другу Фандер. – Якоб, я не думаю, что мы с тобой сейчас сможем поговорить по душам. Я плохой человек, сделавший плохой выбор. Я хотел власти, – ложь. – Я был тщеславен, – ложь. – Я конченый расист.

– Не говори так…

– Почему?

– Ты хоть иногда бываешь серьезным?

Да.

– Нет.

– Будь по крайней мере вежлив с теми, кто тебе помогает. Лю ни в чем не виновата.

– Круто. – Он улыбается, чувствуя, что это совсем не помогает разрядить обстановку.

– Она хорошая.

– Рад за нее. – Разговор превращается в перепалку. Напряжение растет, Якоб явно все сильнее злится, и Фандеру хочется дать самому себе подзатыльник, но исправить ситуацию не получается.

По какой-то причине найти правильные слова у Фандера никогда не выходило. Пока все делились тем, что на душе, он отшучивался, и это уже вошло в его натуру, стало частью характера. Он никогда не понимал, что сказать, чтобы обстановка вдруг стала благоприятной, собеседник расслабился, а разговор пошел в нужное русло.

– Ведешь себя как подросток!

Фандер молча сжимает балконные перила и кивает.

Так и есть.

– А мы вообще были подростками? – хрипло усмехается Хардин. – Ты вот помнишь себя подростком? Детство я помню… как что-то мерзкое. Отец злой, мать вечно уезжает в свой домик на море и торчит там месяцами. Подростковые годы помню хуже. С тех пор как мы начали принимать токсин, вообще мешанина в голове. И все время одно и то же: «Не веди себя как маленький, ты основа нового общества». У тебя было не так?

Это самое откровенное, что Фандер говорил другу за долгие годы, и ему теперь тошно оттого, что не делал этого раньше. Ему казалось, что притворяться проще, а теперь высказал все, что копилось в душе, как грязь под ковриком, будто стало легче дышать.

– Так, – глухо отвечает Якоб.

– Почему тогда ты остался человеком, а я нет?

– С чего ты взял, что ты не человек?

Фандер пожимает плечами и думает о том, что стал слишком много себя жалеть. Так не пойдет.

– Ненавижу твоего отца, – вдруг выплевывает Якоб. От этих слов у Фандера губы сами собой изгибаются в улыбку, уже не первую за последние десять минут. – И своего тоже. Но твоего больше. И отца Рейва, вот его больше всего ненавижу. Чертовы ублюдки.

Отец Рейва Хейза когда-то заварил эту кашу, отец Фандера стоял от него по правую руку, отец Якоба – по левую.

Хардину хочется рассмеяться, потому что у него были такие же мысли, которые ему некому было высказать. Так приятно их слышать, что в груди потеплело.

– Кто ты? Какая магия? Ты же тоже ненастоящий истинный?

– Мы с Лю много спорили. – Лицо Якоба посветлело. – Или экимец, или пинорец, может, илунженец. Ну, я обладаю какой-то молодой магией, так что я не смогу ею пользоваться. Глаза, как видишь, прежние. – Фандер кивает, у Якоба ярко-зеленые глаза траминерца. – Родители не сказали, кто я. Мы с ними не в ладах, да и я выяснять не хочу.