– Да-а-а… – потянул Креш. Почувствовалась во вздохе его сердечная тоска, обычно многословно изливаемая. Но, вопреки ожиданию, Креш не стал говорить. Но хотя почти ничего сказано не было, веселье как-то разом улетучилось… Тяжелое молчание нарушили первые строки песни, которую затянул Румелин. Пел он робко и тихо, словно для себя одного:
Хазбулат удалой
Бедная сакля твоя
– Ха! – хлопнул себя по колену Креш – Вот это по-нашему!
И уже весь стол подхватил неторопливую песню:
Золотою казной
Я осыплю тебя
Дам коня, дам кинжал
Дам винтовку свою
Но за это за все
Ты отдай…
Подвыпивший хор оборвали на самом задушевном месте. После легкого щелчка погас свет, погрузив все во мрак летней ночи.
– Радик Валиулин – усмехнулся, прерываясь, Смайк – Его работа! У него сегодня родители вернулись.
– Да ну?! – сочувственно воскликнул Румелин – Вот беда!
– Еще вчера – продолжал Смайк – Приехали и потребовали от Радика повиновения! Сами они сегодня помчались в гости, обещали вернуться под утро, а бедному Радику приказали убраться в квартире!
– А Радик что? – с состраданием, похожим на румелинское, спросил Креш.
– А Радик убрался из квартиры! – засмеялся Арсений – Мне он сказал, что как будет возвращаться, то обесточит весь подъезд… Хотя радиковскую квартиру нельзя вообразить убранной даже в абсолютной темноте!
– Вот подлец! – разразился Креш – Я ведь еще в детстве дразнил Радика радиоактивным! Испортил нам сборище!
Смайк поднялся и попросил всех оставаться на местах.
– Не волнуйтесь! – сказал он – Сейчас принесу свечи!
Он пошел за свечами, ступая медленно и осторожно. Так ходят по минному полю, что, впрочем, было недалеко от истины. Румелин и Креш напряженно слушали тишину, думая о том, как Смайк рискует…
Было так тихо, что слышно было, как копошатся в радиоприемнике тараканы. Вдруг что-то стукнуло, шмякнуло, и Смайк громко чертыхнулся. Потом стукнуло сильнее, и Смайк застонал. Второй раз он ругался, отбиваясь от чего-то, надсадно щелкавшего – и это было уже ближе к кухне. Стало понятно, что Смайк возвращается. Когда он добрался до кухонного стола, поцарапанный, но довольный, зажег свечи, в старой, запачканной квартире, в полутьме напоминавшей интерьеры замка, стало уютно, как никогда.
– Нда! – скромно подал голос Иван Погорелец – Хорошо вы живете! Сейчас бы еще почитать что-нибудь страшное!
– Далось тебе это чтение! – возмущенно воскликнул Румелин – У нас такая жизнь, что никаких книг не надо!
– Если рассказать, то мы видели! – мечтательно добавил Креш – Кстати, чья очередь рассказывать?
– Да хоть бы моя! – воскликнул Румелин – Что мне, вспомнить что ли нечего?
Он подбоченился, подправил висевший у него на шее огрызок галстука.
– Знаете? – заговорил он таинственно и заутробно, словно невзначай глядя на полураскрытое окно, зловещую кровавую луну и трепещущую, словно привидение, занавеску – Суть вещей кажется нам простой и понятной, и мы сваливаем свое неумение объяснить ее на глупость свою. Однако мы не так глупы, как нам кажется! Просто мир вокруг наполнен таинственной и клокочущей мистикой! Мы судим о сути вещей не по природе, а по фотографическому снимку природы, фиксирующем один момент и презирающему все другие. Креш ли Креш? Возможно, Ваня, в Эстонии вопрос этот покажется абсурдным, но наши меня поймут!
– В каком смысле? – простодушно улыбнулся Погорелец.
– А вот послушай небольшую историю из нашей провинциальной жизни! – засмеялся Румелин.
Креш лукаво почесывал затылок, но когда Погорелец поворачивался к нему, согласно кивал в тон Румелину. Все общество приняло вид картины Три охотника…