Ее нежные ручки жестикулировали, губки продолжали шевелиться, сути речи я не улавливал, просто иногда повторял: «Приду, мне несложно». Не смея оторвать глаз от прекрасного, пытался понять – она убеждает меня через кокетство? Таким пошлым взглядом можно было вводить в транс, доминировать, разоружать целые армии. Эта девушка не просто умудрялась сочетать противоположности, она сама их создавала, находясь не на своем месте; она скорее вписалась бы в ночной клуб, чем в церковь. Все к одному – я дал согласие. Мелочь во имя высшего блага: узнать адрес, где можно встретиться с ней. Она сказала, что лично проводит все медитации, это меня и добило. Вы без труда поймете мое смятение, вообразив, как Ким Кардашьян в монашеском облачении бродит по улицам Парижа и завлекает к себе заниматься растяжками на ковриках.

Услышав мое «да», она с улыбкой протянула свою макулатуру и была такова. Я чувствовал, что если сейчас ничего не сделаю, то не прощу себе очередной упущенной возможности. Позади меня была клумба: ни секунды не колеблясь, я вырвал синюю фиалку и, догнав метиску, подарил эту кроху.

– Вы знаете, мне приятно, честно, – на этот раз дежурная улыбка исчезла с ее лица.

– Я вам признаюсь, и будь, что будет, – глубокий вдох, – я сражен вашей красотой, не поужинаете со мной? – спонтанно вырвалась из меня смесь современных формальностей с устаревшими фразами. Глупо и банально.

– К сожалению, мне нельзя, – произнесла она и поцеловала меня в щеку горячими губами.

Вот и все, что у меня от нее осталось, – горстка загадочных слов. Она даже не успела объясниться, ее окликнул какой-то громила в такой же белой мантии:

– Ева, нам пора, полиция уже здесь.

Он бесцеремонно схватил ее за руку и потащил, я даже не успел возразить. Ева и вовсе не сопротивлялась, я лишь услышал, как она назвала его Элиудом. Цветок она тут же спрятала под одеждой. У бульвара Бурдон громила усадил Еву в черный фургон, номер которого я зачем-то пытался разглядеть; там уже сидели остальные ряженые. Тонированный «Рено Трафик» скрылся за углом. Я был сражен ее словами: кто мог ей запрещать ужинать с парнями?

Площадь Бастилии тем временем превратилась в муравейник: примчались полиция, национальная жандармерия, протестующие бросались металлическими ограждениями, камнями, жандармы достали щиты, дубинки, дымовые шашки, ловили возмущенную публику и скручивали руки. Рядом с этими бунтарями стало опасно находиться, я кое-как унес оттуда ноги.

Добравшись к вечеру до дома, узнал из новостей, что такие акции проходили одновременно еще в Лионе, Дижоне, Марселе, Страсбурге, Тулузе, Реймсе и Бордо. Полиция объявила о четырехстах арестах в ту ночь, по всей Франции было мобилизовано около сорока тысяч жандармов.

Запершись в своей комнате, я поник. Париж не столь огромен, однако человек теряется в его возне, как еловая иголка в муравейнике. Я остался наедине с фанатичным порывом любыми силами найти Еву, пусть даже все летние каникулы уйдут на поиски. Если бы я только знал, к чему приведет меня это знакомство.

Думайте о прошлом, только если воспоминания приятны вам.

Д. Остин, «Гордость и предубеждение»

Парень, который рассказывал мне историю своего знакомства на митинге, с первых слов не внушал доверия, должна сказать. Я находилась в его одноместной палате клиники «Трокадеро» на улице де ла Тур. Начальник, комиссар полиции Жан-Марк Фальконе, направляя меня сюда час назад, сказал:

– Мия, поезжай в «Трокадеро», палата сто седьмая, там какой-то побитый юноша все время повторяет имя «Ева». Узнай, кто с ним так расправился.