К тому же Рини не незнакомка с улицы, предлагающая непрошеные советы. Ее комментарий мог быть намеком. В конце концов, она астролог, составившая мой гороскоп. Вероятно, что-то в нем вынудило ее осмелеть и сказать о моих будущих детях. Это, должно быть, хороший знак.

После того как Рини выходит из комнаты, я распахиваю дверь на французский балкон, с которого открывается вид на пролив Лонг-Айленд. Стая гусей с криками взмывает в безоблачное голубое небо.

– Я схожу за багажом, – предлагает Тед. – А тебе стоит спуститься туда и отдохнуть. Я вижу кресло «Адирондак» с твоим именем на нем.

Я кладу сумочку на стол в нашей комнате, беру библиотечную книгу, выхожу и поворачиваю налево по коридору. Иду мимо других номеров: «Овен», «Козерог» и «Рак». Все двери закрыты, но я заглядываю внутрь. Интерьер «Овна» интригует огненно-красными оттенками, для «Козерога» характерны цвета земли. Номер темный и задумчивый. А «Рак» выкрашен в успокаивающий синий цвет, но на дальней стене висит безвкусный пластиковый моллюск. Рини права: нам достался лучший номер.

Я сбегаю вниз по черной лестнице, и меня встречает вид из безупречных окон от пола до потолка. Я прохожу через раздвижные стеклянные двери и опускаюсь в кресло, обращенное к воде, неподвижной, как стекло. Я уже собираюсь открыть книгу, когда замечаю, что Тед двумя пальцами открывает заднюю дверь. В одной руке он держит пиво для себя, а в другой – стакан чая со льдом для меня. Я встаю и встречаю его на полпути через лужайку.

– Спасибо, милый. – Чуть наклонившись, я обнимаю Теда и кладу голову ему на грудь.

Он обхватывает меня за плечи, прижимая к моей спине банку с прохладным пивом, касается моего подбородка, и я поднимаю на Теда глаза. Он целует меня, и я вздрагиваю, хотя нас ласкает теплое солнце. Я жестом приглашаю его занять кресло рядом с моим.

Уик-энд – идеальное время для того, чтобы поговорить на сложную тему, и наша хозяйка предоставила мне прекрасную возможность. Тед наклоняется и целует меня в макушку. Я прижимаюсь ухом к его плечу.

– Знаешь, мне бы хотелось, чтобы у наших детей была моя фамилия, – говорю я ему в рубашку, не поднимая глаз.

– В самом деле? Мы вместе уже больше десяти лет, но я в первый раз слышу об этом. Мне нравится, что ты до сих пор удивляешь меня.

Рини этого не понять – она может даже презирать меня, считая помешанной на сомнительном прогрессе манхэттенской выскочкой, – но мы с братом – последние Флинны в нашем роду. У Адама три дочери, и я посею в них семя ответственности, чтобы они сохранили свою фамилию, как это сделала я. Но мне хотелось бы приложить еще больше усилий.

Семья для меня – это все. Мы с Адамом трагически потеряли родителей, когда учились в начальной школе. Нас вырастила бабушка, и ей повезло увидеть, как мы заканчиваем старшую школу, но она скончалась, когда мне было двадцать. Мой брат долго был для меня всем миром. Потом появился Тед и спас меня от самой себя. Теперь у меня растут три замечательные племянницы. Последним, самым совершенным произведением станут мои собственные дети.

– Мы должны решить прямо сейчас? – спрашивает Тед.

– Немедленно! Так да или нет? – Я напускаю на себя подчеркнуто серьезный вид, чтобы показать, что шучу, и мы смеемся вместе.

Это момент, за который я хочу ухватиться. Я была так сосредоточена на своих клиентах, беременности и странном поведении брата, что растеряла и самообладание, и лучшие стороны себя. Мне хочется все вернуть. Я откидываюсь на спинку кресла «Адирондак», о котором мечтала, и подставляю лицо солнцу.

Несколько минут мы с Тедом сидим в уютной тишине, но мой мозг лихорадочно работает. Когда я чувствую себя хорошо, мои мысли обращаются к будущему. Прошло две недели с момента моей последней овуляции, которая отслеживалась как на моем браслете Ava, так и в приложении Ovia. А не беременна ли я прямо сейчас?