Эйми была моей музой, но те времена прошли. Она не читала мою последнюю опубликованную книгу и не спрашивала о том, над чем я работаю сейчас. Когда-то Эйми была моей первой читательницей, и я ценил ее весьма уместные замечания. Она помогала мне латать сюжетные дыры, улучшала сексуальные сцены так, что они не только возбуждали, но и развивали сюжет. Эйми сделала частью своей работы создание контента в нашей реальной жизни, который стал благодатной почвой для моих романов.

Пока этот творческий колодец не иссяк. Нет, это неточная метафора. Эйми построила плотину. Она стала отводить всю воду нашим девочкам, а я остался лежать на дне обмелевшего русла. Она выделяла мне самый минимум, чтобы я не умер от обезвоживания. Именно об этом и шла речь в сцене в нашем номере. Впервые почти за год у нас был секс.

Она думает, что секс за один раз все исправит? А где же близость? Где душевный вклад? Если она хочет, чтобы ее простили за то, что она закрыла глаза после рождения ребенка, потребуется нечто большее, чем прыжки на кровати. Больше, чем секс на ее условиях, возможный только потому, что девочек здесь нет. Это не настоящая жизнь. И это не настоящая любовь.

Я беру банку пива из забитого до отказа холодильника и прохаживаюсь по дому в поисках библиотеки, о которой упоминала Марго, но виды за окнами отвлекают меня. Солнце огромное и круглое, оно плавает над водой. Небо пылает оранжевым и розовым. Я оставляю ноутбук и записную книжку на столе в столовой и открываю французское окно. Снаружи воздух пахнет морем и свежестью. Я иду к причалу под стрекот ранних сверчков, подбираю брошенную чайкой раковину моллюска и пускаю ее по темной воде.

Краем глаза я вижу, как из маленького коттеджа к югу от главного здания выходит женщина. Предполагая, что это хозяйка, я машу ей. Женщина замечает меня, но не отвечает на мой дружеский жест. Я опускаю руку и потираю голову, чтобы скрыть неприятие. Скверное отношение ко мне может стать причиной ужасной смерти этой особы в моей следующей книге, возможно в качестве невинного свидетеля, которого прикончат, пока мой герой спасает свою возлюбленную.

На причале я пытаюсь насладиться прекрасным закатом, который вытащил меня на улицу, но донимают москиты.

– Привет, приятель!

Я слышу за спиной голос своего шурина и понимаю, что я не один. Я пинаю ногой еще одну разбитую ракушку – та с громким шлепком падает в воду.

– Привет, Тед, – отвечаю я.

Тед идет следом за своим лучшим другом Риком. Оба несут по деревянной платформе с маленьким круглым отверстием и ножками в верхней части. От этого зрелища у меня меняется настроение.

– Ребята, вы играете в корнхолл?[7] – спрашиваю я.

– Не совсем, – мотает головой Тед.

– Но выглядит похоже.

– Тед имеет в виду, что мы по очереди то пьем пиво, то кидаем мешочки с кукурузой. Не ведем счет. Ничего соревновательного, – поясняет Рик.

– И никакого веселья? – ухмыляюсь я.

Я должен сидеть в библиотеке и писать книгу, которую нужно сдать через несколько недель, но возможность поиграть в корнхолл кажется мне более привлекательной. Не слишком дружеская игра против одного из самых фальшивых мачо, которых я знаю, – Рика, выставляющего напоказ свои мускулы, чтобы скомпенсировать свои жалкие пять футов семь дюймов роста. Это идеальный выход для моего сдерживаемого разочарования.

– Как насчет скоростного раунда по пять бросков? Побеждает тот, кто наберет больше очков, – предлагаю я.

Рик смотрит на Теда, тот пожимает плечами.

– Вы играйте, а я принесу еще пива, – говорит Тед.

Мне приятно швырять мешочки через лужайку, мысленно отсчитывая броски. Это помогает направить и сфокусировать мой гнев, не давая ему выплеснуться наружу. Я делаю два броска подряд. Бросок Рика короткий и медленный, в точности как он сам.