У меня начался долгожданный отпуск. Утром на карточку капнули отпускные. Впереди были шестнадцать дней свободы и счастья. И я собиралась предаться удовольствию обдумывания, чем эти дни наполнить. Никаких конкретных планов у меня пока не было. Я вообще не люблю планировать. Моя стихия – импровизация. Но, как известно, импровизация получается лучше всего, когда она хорошо подготовлена.

Однако от приятного выстраивания планов на ближайшие две недели меня отвлёк звонок в дверь. Никого не ожидая, я с лёгким опасением открыла и остолбенела.

– Здравствуйте, Марина! Позвольте представиться: Саламатин Леонид Георгиевич! – сказал огненноволосый мужчина, стоявший на моём пороге. Тот самый, который ругался с Елизаветой Робертовной! Но что он тут делает? Что ему от меня надо? Воображение тут же нарисовало труп убиенной старушки и убийцу, который пришёл устранить единственную свидетельницу…

– Здрасьте! – робко пробормотала я. – Я Марина.

Огненноволосый Саламатин улыбнулся и сказал:

– Я знаю. И даже знаю, что вы – квартирантка Елизаветы Робертовны.

Я лишь растерянно кивнула в ответ.

– Я уверен, что вы мучаетесь вопросом: чего этому рыжему от меня надо? Угадал?

Говорил он громко и отрывисто, но сейчас энергия от него шла другая. В квартире бабы Лизы он весь клокотал еле сдерживаемым гневом, как вулкан, готовый вот-вот извергнуться. Сейчас же он излучал лёгкую иронию и добродушие. Поэтому первый испуг, который возник у меня при виде него, начал потихоньку рассеиваться.

– Ну, я не то чтобы…

– Не буду ходить вокруг да около. Я пришёл перед вами извиниться.

Это было неожиданно. И, вероятно, моё удивление отразилось на лице, потому что Саламатин, глядя мне в глаза, опять улыбнулся. У него была странная улыбка: вроде бы и обаятельная, но при этом в ней как будто сквозило что-то хищное.

– Вы будете извиняться на лестнице или зайдёте в квартиру? – спросила я. Не очень приятно пускать незнакомого человека домой, но громкий голос Саламатина мог привлечь ненужное внимание не в меру любопытных соседей.

– Зайду, если позволите.

Саламатин излишне демонстративно вытер ноги о коврик и перешагнул порог. Мне почему-то вспомнилось поверье, что вампиры не могут зайти в дом без позволения, а я сама его пригласила. Но я сразу отогнала эту глупую мысль и закрыла дверь.

– За что же вы пришли извиниться?

– В нашу первую встречу я вам нагрубил, – виноватым голосом сказал Саламатин. – Так уж получилось. И за это я от всей души прошу у вас прощения.

Я внимательно осматривала его, стараясь сдержать улыбку. Леонид Как-его-тамович был интересным мужчиной, и не только из-за редкого оттенка волос. На вид ему было около сорока, в рыжей бороде уже кое-где серебрились седые волоски. У него было запоминающееся лицо – узкое, чуть вытянутое. Нос с небольшой горбинкой придавал ему сходство с какой-то хищной птицей, вроде ястреба или коршуна. А самое главное – у него были тёмные брови и ресницы. Беда всех рыжих – это рыжие почти невидимые ресницы, которые превращают глаза в поросячьи глазки. Но у Саламатина этой проблемы не было. Цвет глаз у него тоже был интересный – серо-зелёный, похожий на цвет Балтийского моря в пасмурный день. Ростом чуть выше меня, худой, узкоплечий. Одет в джинсы, голубую рубашку и твидовый пиджак, который явно был специально подогнан по фигуре и очень хорошо сидел.

– Я готова вас простить, но при одном условии.

– Каком же?

– Если вы расскажете, из-за чего вы мне нагрубили и о чём спорили с Елизаветой Робертовной?

– Охотно расскажу, охотно. Только, знаете, Марина… Простите мне мою наглость, но… не угостите ли чашкой кофе?