– Не помню, что случилось, когда мы вылезли на берег, – сказала я. – Взлет помню хорошо, момент, когда поняла, что сейчас мы упадем, тоже, и даже панику, когда все стали рваться на выход. Вода была ледяная… – Я покачала головой. – Но я не помню его имя.

Зато я хорошо помнила все остальное: тревогу в его глазах и прикосновение рук, вытаскивающих меня из воды. Он напоминал мне дышать, смешил меня, потом отнес в «скорую», – по крайней мере, так сказала медсестра.

Если бы не он, я бы так и умерла под этим деревом от внутреннего кровотечения.

– Извини, – вздохнула Серена и разорвала пакетик с чипсами. – Жаль, что я тоже его не запомнила, но я была в такой панике, что просто не обратила внимания. – Ее взгляд метнулся ко мне; я смотрела репортаж о нашем спасении, хотя к приезду съемочных групп меня уже давно увезли на «скорой». – Могу одно сказать: он красавчик.

– Я помню, как он выглядел. – Я закатила глаза.

Я также запомнила, какую книгу он читал, знала, что он вырос на ферме и записался в армию, чтобы заработать денег на колледж. Вот только его имя вылетело из головы, как и все после того момента, как мы сели под это чертово дерево.

– Он назвался твоим мужем. Подписал согласие на операцию. – Серена лукаво улыбнулась. – Откуда-то знал твою группу крови и что у тебя аллергия на пенициллин, – значит, ты все-таки была в сознании и ему об этом сообщила. Но знаешь что? – Она сурово посмотрела на меня. – Врач сказал, с сотрясением мозга нельзя смотреть телевизор.

Я вздохнула так тяжело, что всколыхнулось одеяло, но все же выключила телевизор, и вовремя: в палату вошла медсестра проверять жизненно важные показатели. К счастью, свет она не включила, так как голова у меня раскалывалась и грозила взорваться, будто ее начинили динамитом.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила она, внося показатели в карту, прикрепленную к изножью кровати.

Карта. Ну конечно же.

– Нет, все в порядке, спасибо. – Я улыбнулась, медсестра вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

– Серена, дай мне карту! – воскликнула я.

Сестра нахмурилась, между бровей у нее залегли две вертикальные морщинки.

– Что? – спросила она.

– Карту! Дай мне карту! – Я замахала рукой, указывая на изножье кровати. – Если он подписывал согласие на операцию, его имя должно быть там!

– Точно! – Она вскочила с кресла, бросив чипсы и шоколадки на столике у кровати. – А я еще учусь на репортера! Как сама не догадалась!

Учусь на репортера… Черт, мне же придется возвращаться в Сиракузы. Но при мысли снова сесть в самолет… ну уж нет, больше никогда. Теперь я не смогу лететь даже с успокоительным; меня понадобится усыпить и вкатить по рукаву на носилках, иначе никак!

– Как же я вернусь в колледж? – шепотом озвучила я свой риторический вопрос.

Серена опустила боковой ограничитель на кровати и села рядом, продавив матрас. Она протянула мне карту.

– Мы что-нибудь придумаем. Завтра тебя отпустят, но тебе необязательно сразу возвращаться в Нью-Йорк, Из. Спешить некуда. Мама с папой должны понять, что тебе нужен отдых. А когда будешь готова, я прогуляю денек и отвезу тебя на машине. – Сестра пожала плечами. – Так что никаких проблем. И папа с мамой наверняка приедут через пару дней. Если захочешь, они отвезут тебя домой в Колорадо.

– Спасибо. – Я взяла карту и положила на колени. – Я просто не смогу заставить себя сесть в самолет.

А он? Интересно, как он себя чувствует. Вчера он ушел с военными; неужели те сразу посадили его на самолет до Форт-Беннинга? Я боялась летать, но, в отличие от него, для меня вчерашний полет не был первым.

– Что-нибудь придумаем, – сказала Серена. На тумбочке зазвонил телефон; мы обе вздрогнули.