Я вышла на улицу с беспокойным сердцем: нужно поговорить с Эвоном. Едва я покинула дом, меня поглотили треск цикад, солнце, разбитое кронами деревьев на сотни световых пятен, и дурманящий запах. Запах наших садов.

Цвели розовые апельсины, миндаль и маленькие липы. Все это смешивалось в воздухе с теплом начинающегося лета, с духом скошенной травы и нагретой листвы. Апельсины источали смолянистый сладкий аромат. Под деревьями стояли большие плетеные корзины, полные плодов. Из амбара доносился мерный ритмичный звук пресса: Шивон уже начал давить корки.

Мама делала масло из косточек и корок розовых апельсинов, смешивала его с другими маслами, воском и медом. И это пока единственное, что стабильно продавалось на ярмарках и приносило деньги.

Близнецы играли где-то в саду, гомон их голосов доносился до меня вместе с порывами теплого ветра, а их детские гибкие тела, одетые в светлую одежду рух, мелькали меж низких апельсиновых деревьев. Отец умер в тот год, когда близнецы родились. Они так похожи на него, что не передать словами.

Я нашла Эвона почти в самом конце сада. Он поливал апельсиновые деревья большим ведром, черпая воду из громадного деревянного бака, куда набирал ее с вечера. На новую водокачку денег не было, а старая сломалась. И Эвон трудился не покладая рук, чтобы сохранить сад и возможность делать и продавать масло.

‒ Доброе утро, Кейра.

Эвон вытер тыльной стороной руки лоб и зачерпнул очередное ведро. Он был весь мокрый, так что светлая рубашка без рукавов большими пятнами прилипла к его телу. Из всей семьи он был самым загорелым, потому что очень много работал на солнце. Его юное тело было сильным и крепким именно из-за того, что почти вся физическая работа легла на него.

‒ Доброе утро, Эвон, ‒ я оглядела его. ‒ Ты уже выбился из сил. Давай я закончу?

‒ Ты даже не поднимешь это ведро.

‒ Мне не нужно ведро. Ты знаешь.

Он вылил воду под дерево и бросил на меня мрачный взгляд исподлобья.

‒ Нет. Даже не думай об этом.

‒ Эвон, я старше тебя, но ты ведешь себя так, будто все наоборот. Ты перерабатываешь. И это не кончится ничем хорошим. Так нельзя.

‒ Возраст ‒ это условность.

‒ Ну да.

Пот капал с его лба на землю. Он сел под сухое апельсиновое дерево, которое должен был поливать следующим. Под каждый ствол нужно десять ведер воды. Эвон прижался спиной к дереву, запрокинул голову и закрыл глаза. Он сел отдышаться, и я решила воспользоваться моментом. Оглянулась и, увидев, что в округе никого нет, позвала воду. Я протянула руку к бочке, вытащила из нее небольшую струю и направила на землю под апельсиновое дерево.

‒ Шивон не помогает тебе? ‒ спросила я невзначай. Эвон открыл глаза, услышав шорохи воды, и посмотрел на меня с осуждением.

‒ Кейра, перестань. Сейчас же.

‒ Никто не видит, Эвон. На тебе уже лица нет.

‒ Мать взбесится, если узнает, что ты снова делаешь это, Кейра. Представляешь, что будет если тебя кто-нибудь заметит? Мать сегодня на взводе. Если бы я не оттащил ее от старика Вэйлонда, клянусь, сегодня его дух отправился бы к предкам. Да, ситуация с деньгами неприятная, но я не понимаю, почему мать так чудовищно разозлилась.

Я позвала воду снова, поливая уже следующее дерево.

‒ Потому что ей страшно. Из-за этого она так злится.

‒ Откуда ты знаешь? ‒ Эвон хмуро смотрел на меня.

‒ Чувствую. Кроме того, она сказала мне про ульи.

‒ Да, ульи, ‒ выдохнул он. ‒ Я рассчитывал на эти деньги с продажи посуды, Кейра. Ульев придется оставить совсем немного.

Корзины с апельсинами стояли в тени. Я собрала эти плоды еще накануне и вечером хотела продолжить работу. Деревьев осталось еще много. Днем я занималась домом, маслами и подготовкой сырья для отжима.