Едва мы с Рином вошли, почти все присутствующие напряглись. Я видела, как изучают нас чужие глаза, с каким выражением смотрят на Рина, его одежду и разбитое лицо.

Я села недалеко от входа, рядом с девушкой, которая дремала, согнув ногу в колене. От меня тут же отсели в сторону люди, находившиеся с другой стороны. Я укрепила выдержку, подумав о том, что готовилась к предубеждению, но не думала, что оно окажется таким сильным.

Все зовущие были молоды, примерно моего возраста, разве что одна девушка казалась совсем ребенком. Миниатюрная и хрупкая, она сидела, обхватив руками колени, прижатые к груди. Девушка выглядела напуганной и беспомощной. Способности зовущих просыпаются обычно не раньше восемнадцати лет. Империя тщательно разыскивает всех, кто обладает ими, а значит, она находит и тех, кто едва получил свои силы. От Рина тоже отсели, как от чумного. Он бросил на них испепеляюще злой взгляд.

Я прислонилась к стене повозки, запрокинув голову, и закрыла глаза. Сквозь веки меня слепило солнце, оно то появлялось, то сменялось пятнами теней от крон. Снова застучали лошадиные копыта и заскрипели колеса. Я вдыхала пыльный воздух дороги и слушала свое дыхание. Прерывистый ночной сон лишил меня сил, и я стала плавно погружаться в дрему, вспоминая о доме. Перед глазами снова появился сад, ребристые спелые бока апельсинов, покрытые крохотными шариками эфирного масла, выступившего от жаркой погоды, а в листве трещали цикады.

‒ Почему все отсели от тебя?

Твердый женский голос вернул меня обратно в повозку. Я моргнула несколько раз и перевела взгляд, но девушка рядом со мной сидела так же, как и прежде ‒ ее веки оставались закрытыми. И я поняла, что она не дремала с самого начала, просто не открывала глаз. Как она поняла, что все, кроме нее, отодвинулись от меня? Возможно, по звуку.

‒ Они отсели, потому что я рух.

‒ И что? Это делает всех вас заразными?

‒ Нет. Но многие думают именно так.

‒ Почему?

Я согнула обе ноги в коленях, устроив на них выпрямленные руки с оковами, и задумчиво смотрела на пол.

‒ Северные рух заболели черной язвой. Никто не знает, откуда она взялась, но оказалась очень заразной болезнью. Многие умерли. Многие остались покалеченными. Их деревни закрыли и опечатали, пока болезнь не улеглась. Но люди успели заразить окрестные села, и несколько из них сожгли дотла. У нас на юге заразы нет и не было никогда.

‒ И что стало с теми рух? ‒ равнодушно спросила она. Я долго молчала, глядя на то, как соринки на полу прыгают от дорожной тряски.

‒ Они лишились почти всего: домов, изделий, инструментов, целые кварталы были сожжены. И больше никто не покупал у них ничего. Потому что люди стали их бояться.

‒ И они озверели, ‒ голос девушки звучал почти безразлично. Или такова была ее манера говорить.

‒ Да, можно сказать и так. Они стали бандитами, ворами и теми, кто просит милостыню.

‒ Попрошайками.

Я промолчала. Мне было тяжело об этом говорить. Северные рух или южные ‒ все мы ремесленники.

‒ Значит вам, южным, достается по праву подобия?

Я улыбнулась, повернув голову к ней. Она выразилась очень точно.

‒ Да, все верно. Я Кейра.

‒ Айна.

Она так и сидела, откинувшись головой к стене, с закрытыми глазами. Айна была одета в серую тунику, отороченную синими полосами. И обтягивающие штаны таких же цветов. На ногах у нее были крепкие поношенные ботинки, сильно сбитые на носках. По синему цвету оторочек тянулись ломаные жесткие орнаменты. Одежда северян. Но что она делает здесь, почти на самом юге?

‒ Теперь все ясно, Кейра из рух. Но знаешь что? Когда я спросила, почему все отсели от тебя, ты должна была ответить так: потому что они ‒ ослы.