– Я, сынок, лучше постою, – сказала она дрогнувшим голосом,

судорожно вытаскивая из нагрудного кармана белоснежный платок. – Хочу на тебя посмотреть в последний раз…

– Матушка, что ты такое говоришь!? Я ведь не навсегда ухожу, через две зимы ворочусь, а там, глядишь, у тебя и внуки пойдут.

Поднявшись из-за стола, он обнял мать так, будто прощался навсегда, чем еще больше ее расстроил.

– Ох, какой же ты рослый, прям как отец, – проговорила Лавиния, смочив слезы платком.

– Отец был больше, не иначе, как шесть с половиной футов ростом, – с гордостью в голосе сказал Килиан, выпрямившись во весь рост.

– Как же больше, если ты его ни разу не видывал!

– Мне, матушка, о нем много рассказывали.

Память о Хари Бронхорсте, прозываемом Крепышом Хари за могучее телосложение, продолжала жить и по сей день, ибо это был один из выдающихся героев своего времени. Двадцать лет тому назад, когда вождь клана Бронхорстов отошел в мир Богов, его отец по традиции сразился в кулачном поединке с соперником, изъявившим желание возглавить клан. Этим соперником оказался его двоюродный брат Арвид Бронхорст. Положив брата на землю одним ударом, Хари по праву возглавил клан, став достойным продолжателем традиций клана Бронхорстов. Будь то мятеж против Бланчестеров, или защита берегов Нортланда от хирамских набегов, его отец был всегда на переднем краю, подтверждая девиз клана: «Верность и мужество». Были и такие, что сравнивали его отца с самим Хагальдом Бронхорстом, родоначальником клана, некогда служившим в охране последнего короля Нортланда. Приняв участие в знаменитой битве при Риверлоке, Хагальд получил землю, титул глафорда, герб в виде белого оленя в красном поле и девиз «Верность и мужество», а вместе с ним и прозвище Хагальд Железный.

– Да, сынок, это сущая правда, – согласилась Лавиния, усаживая сына за стол.

Заставленный кувшином с козьим молоком, миской с кусочками курятины и тарелками из-под лука и пшеничного хлеба, стол выглядел непривычно богатым.

– Вот увидишь, матушка, – сказал Килиан, берясь за кусочек курятины. – Я буду достоин памяти отца!

Разделавшись с курятиной в два счета, он надкусил ломоть хлеба и запил все молоком, закончив с трапезой столь поспешно, что мать диву далась.

– Так скоро?

– Пора в дорогу.

Выйдя из-за стола, Килиан направился к выходу, попутно прихватив сумку и две секиры, прислоненные к стене. Открыв дверь, он не успел сделать и шагу, как ощутил на плече материнскую руку.

– Ничего не забыл?

– Два года, матушка, всего два года.

Обняв мать, Килиан отстранился, посмотрел в ее влажные глаза и, не говоря более ни слова, покинул отчий дом. Ребятня, толпившаяся у крыльца, разразилась приветствиями. Кумир молодежи, Килиан был примером мужества, ибо не всякий житель Валлея31 отваживался уходить далеко от селения, охотясь на дичь. По возвращении с охоты, нагруженный дичью, веселый и счастливый, он вызывал восторг у всякого, кто помнил его отца. Старожилы по этому случаю любили поговаривать: «Из мальчишки выйдет толк, если раньше времени не сгинет в чащобе». Были и такие, что ругали Килиана, на чем свет стоял, мол, «уходя далеко от селения, он подает для молодняка дурной пример». Но, все без исключения, считали его достойным сыном своего отца. Торгуя молоком на местном рынке, Лавиния не могла нарадоваться на сына, никогда не возвращавшегося с охоты с пустыми руками. Впрочем, эта радость временами омрачалась томительным ожиданием, когда Килиан пропадал неделями, а то и месяцами, уходя далеко на запад, откуда брал свои воды Снакривер.

Улыбнувшись, он взял курс на восток, сопровождаемый шумной ребятней. Возведенное его предком, Хагальдом Бронхорстом, Валлей занимал одну из долин Снакривера, пересекающего селение с запада на восток. Окруженное лесами Грин Каунтри, селение находилось в юго-западной части Нортланда, читай, на самой окраине наместничества, ибо к югу и западу от него не было ни селений, ни городов. Те, что находились на бескрайних просторах Великой равнины, были на удалении сотни с лишним миль, а до ближайшего селения Риверлок, находящегося на востоке, было восемьдесят три мили пути. Добравшись до конца селения, Килиан свернул направо, к песчаному берегу, туда, где лежал Вороний камень. Пройдя три десятка шагов, он замедлил шаг, ибо влажный песок налипал на ноги, а дойдя до камня, взобрался на него и соскочил на каменистый берег, взяв курс на Черную скалу. Не пройдя и пары сотен шагов, Килиан оказался на возвышенности, ограниченной с севера Черной скалой, а с юга – водами Снакривера. Взвившись в небо на пару сотен футов, Черная скала возвышалась над селением и окрестными лесами, будто пребывала на страже покоя жителей Валлея. Тут же находились три сотни людей, толпившихся у валуна с человеческий рост.