Держась за сердце, Мойра не отрывала глаз от Абрана, того, в чью жизнь она так и не вошла. Будто спасаясь от своры бродячих псов, он несся по ночному переулку быстрее ветра.

– Мойра, пойдем домой, – сказал Кейван глухим голосом, появившись за спиной жены.

Одернув руку от сердца, Мойра обернулась и, не говоря ни слова, проскользнула мимо мужа. Впереди была целая ночь мучений, к которой нужно было подготовиться. Подойдя к окну, она взяла с подоконника медный короб и вынула из него серый брикет размером с ноготь. Положив короб на место, Мойра поднесла брикет ко рту и, скорчив лицо, надкусила его и заработала челюстями, медленно, никуда не спеша, точно корова, жующая сочную траву. Довольно скоро

черты ее лица, обрамленного шелковистыми волосами, размякли, щеки разрумянились, а в глазах появился нездоровый блеск.

– Теперь я готова, – прошептала Мойра, улыбнувшись луне, ставшей немой свидетельницей ее храбрости.

Заглотнув остаток брикета, она сделала шаг в сторону кровати и остановилась, ощутив в голове шум, подобный шуму волн, накатывающих на каменный берег. Улыбнувшись, Мойра сделала несколько шагов, а достигнув цели, оказалась в объятиях мужа. Закрыв глаза, она отдалась на откуп волнам, уносящим ее за морской горизонт. Что до луны, стоявшей высоко в ночном небе, то она оказалась свидетельницей и погони Абрана за воришкой. Добежав до конца переулка, он остановился, тяжело дыша, а переведя дыхание, продолжил преследование, ощущая, как с каждым шагом силы покидают его.

– Не будь я Абраном Фарраном, – прошептал он, делая очередное усилие. – Если не догоню…

– Кто там!? – раздался голос над его головой.

Остановившись, Абран поднял голову и обнаружил на балконе второго этажа женщину с младенцем на руках, приходившейся невесткой старухе Нагае. Открыв было рот, чтобы ответить, он не нашел в себе сил и облокотился на стену, оказавшись в тени балкона. Глубоко дыша, он держался за бешено колотящееся сердце, которое, как ему казалось, вот-вот выскочит из груди и ускачет по мостовой.

– Ах, ты негодница, – раздался скрипучий голос. – Моего внучка хочешь застудить?

«А вот и карга старая собственной персоной», – подумал Абран, на дух не переносивший Нагаю, ибо она была хуже репейника.

Прося о какой-либо помощи, она, как правило, этим не ограничивалась, и потому он старался обходить ее стороной.

– Там кто-то есть, – сказала женщина, пропустив вопрос мимо ушей.

– Никого там нет, – буркнула старуха, бросив взгляд на мостовую.

– Как же нет, если я слышала чей-то голос?

Наклонившись, женщина посмотрела по сторонам, пытаясь разглядеть неизвестного.

– Вот сын мой вернется, я все ему расскажу, – проворчала старуха и удалилась прочь.

При этих словах внук старухи сморщил лицо, что было верным признаком водопада слез. Улыбнувшись, мать прижала сына к груди и

принялась качать его, то и дело, поглядывая на соседние дома. Впрочем, уже вскоре она обомлела, узрев Абрана, вышедшего из тени балкона.

– Эй, кто ты!? – крикнула она, вперив испуганный взгляд в старика.

– Я ваш сосед, – ответил Абран.

Младенец, будто не поверив его словам, разверзся плачем,

надорвав ночную тишину.

– Мама! – крикнула женщина, крепче сжав сына, от чего тот заверещал так, будто его резали на ремни.

В глубине дома послышался грохот, а немного погодя на балкон выскочила Нагая, держа в руках медный чан.

– Мама? – удивилась Нагая, бросив на невестку взгляд, полный недоумения, ибо она никогда ее так не называла.

Усмехнувшись, она в следующий миг опрокинула на Абрана содержимое чана.

– Мама, что вы делаете!? – вскричала женщина, глядя на облитого помоями старика Абрана.