Ледокол, прихрамывая, что-то недовольно бормотал себе под нос. Шрамов у него на теле уже было штук сорок. Высокий доставал из специального маленького желтого рюкзака аптечку…

– Эй, чем вы там занимаетесь, лентяи? – раздался голос Криса откуда-то слева сверху. – А мы уже пошли вверх.

Крис и Саныч довольно быстро нашли скальное ребро метров двадцати высотой, выдававшееся над кустами и очень удобное для лазанья, и Саныч уже бодро пошел вверх, страхуемый снизу Крисом.

– Прекрасный подъем, просто лестница! – кричал сверху Саныч.

И через минут десять он снова заорал:

– Тут есть отличная полка, и Долина хорошо видна!

Высокий осторожно сказал:

– Ледок, может, тебе не надо лезть? С ушибом-то… – Ледокол молча и выразительно посмотрел на него. – Ну, все, молчу, молчу.

Меньше чем через полчаса вся четверка поднялась на полку. Высокий поднялся последним, сел рядом с Санычем, защелкнул карабин самостраховки и буркнул:

– Почему пошли вверх без команды?

– Прости, Долговязый! Не выдержал. Не прав. – И, положив могучую руку на плечо друга, воскликнул: – Ты только посмотри туда!

День был хмуроватый уже с утра, но, как бы в награду нашим ребятам, в этот момент солнце все же прорвалось в большой разрыв между облаками и осветило Долину. И как же она засверкала!

Невероятной яркости трава, кусты и деревья разных оттенков сочной зелени, синяя извилистая полоска реки на самом дне, рядом пятна каких-то полян, покрытых безумным калейдоскопом горных цветов, и даже скалы, обрамлявшие Долину, вносили свой серо-буро-багровый вклад с солнечными бликами в эту роскошную палитру.

И каждый понял, что никогда не видел более прекрасного пейзажа – ни в горах, ни где-то еще. Даже Саныч с Высоким, однажды видевшие мир с вершины Канченджанги, понимали: здесь было что-то совсем особое.

«ДОЛИНА, ДОЛИНА!» – стучало в их сердцах.

И никакие слова не были способны описать необъяснимое колдовство этой Долины. На всю эту красоту можно было, наверно, смотреть вечно. Всем было совершенно ясно, что это не простая, а, действительно, какая-то чудесная долина.

Но через двадцать минут солнце скрылось, и краски панорамы несколько поблекли. Только сейчас они спохватились и сделали несколько снимков.

– Ребята, это великий день, – сказал Высокий. – И великий час. Мы прошли в эту Долину. В Живую Долину. Ура, братцы!

– Ура! Ура! Ура! – но это слово было слишком слабо, чтобы выразить то, что они все чувствовали.

– Но все потом, а сейчас пора уходить. И мне что-то совсем не нравится погода. Вроде бы до сезона дождей есть еще неделя, как минимум, – сказал Высокий. – Так, все, возвращаемся аккуратно, вечером обсудим завтрашний день. Может, попробуем спуститься в долину. С максимальной осторожностью. Крис, давай аккуратненько первым. Максимум осторожности! А то все, понимаешь, в эйфории…

Через час все были внизу, и еще через два, когда уже начало смеркаться, Саныч показался на входе в Козленка.

– Ну, наконец-то! – заорал Солдат. – А то мы уже тут психуем. Ну?

Саныч улыбнулся от уха до уха и обнял Солдата:

– Прошли! Мы прошли в Долину!

И громкое «Ура!» огласило теперь уже Предбанник.

Ах, какой же веселый был вечерний костер и обед! И рассказы ходивших в Долину, и несколько завистливые вопросы не ходивших, крики и шутки.

Ну и, конечно же, приняли по чуть-чуть. Выпили и за славного майора Живого, и за мужественного Хирона, и за улыбку капризной Фортуны.

– Так, слушай приказ: завтра идут Саныч, Крис, Солдат. Нет, Ледокол, ты завтра отдыхаешь и лечишься. Нет, никаких споров. Я сказал: Ледокол завтра отдыхает. Я тоже иду. А пятым пойдет Лесник.