Говорил это Директор с гордостью, дескать, посмотрите, что мы сами тут наворотили.

По той же лесенке спустились в корпус. Вышли на берег к небольшому сарайчику.

– Самое старое строение на Станции. Даже в пожар уцелело. Когда-то тут лаборатория была. Видите, в каких условиях работали. А теперь склад…

Директор вошёл в полутёмный сарай. Заглянул в одну бочку, в другую, протиснулся в тёмный угол и вытащил на свет высокое цилиндрическое ведро в голубых потёках.

– Вот. Я же помню, оставалась. Из бочки тогда перелили, чтобы место не занимала. Хватит?

Девушка в перепачканной краской штормовке поспешно кивнула головой.

Пошли по дорожке мимо знакомого домика, столовой.

– В прошлом году к столовой пристройку сделали. Теперь едим все вместе. И студенты, и сотрудники, и стройотряд. А то приходилось в две смены обедать.

– А это новый склад будет. Старый деревянный сгорел, вот кирпичный строим. Крышу осталось залить. Опилок наберём… Вы бельё получили?

– Нет ещё.

– Сразу получите. Найдите Антонину Николаевну.

Улица упиралась в высокую металлическую вышку, за которой поблёскивала вода.

– Наш ветряк. Мы от него раньше аккумуляторы заряжали. Теперь он символ Станции. Здесь аккумуляторная, а вон там дизели стоят.

– А это наша гордость, – Директор направился к длинному приземистому строению у самого залива, – Пилорама. В Кандалакше списанную выпросили. Починили. Всю станцию благодаря ей отстроили.

Вошли в большое полутёмное помещение. Я разглядел строгальный и продольный циркулярный станки. У стены стояли верстаки, высились штабеля досок.

– Наша столярка. Всё сами делаем.

Из соседнего зала доносился ритмичный грохот. Пилорама пыхтела вовсю. Рама с пилами ходила вверх-вниз. С одной стороны она всасывала длинную сосну, а с другой выползал аккуратненький брус, вернее, заготовка для бруса, плаха – опиленное с двух сторон бревно. Парень, в котором я узнал командира отряда Жданова, подкручивал похожее на руль колесо на тележке, удерживающей конец бревна. Всё вокруг, даже тусклый свет лампочек, дрожал в чётком ритме, задаваемом пилами.

– Сколько бруса напилили? – прокричал Директор Жданову.

– Двадцать семь. А сейчас я на плахи переставил.

Директор кивнул, и мы выбрались на солнечный свет с другого конца пилорамы. По обе стороны прохода высились штабеля брёвен.

– Раньше брёвна по берегам собирали, сбивали в плоты и сюда тащили. Теперь проще. Просеку под электротрассу рубили. Ещё не весь лес вывезли.

– Так и живём. На самообеспечении и энтузиазме, – заключил Директор, снова направляясь к столовой. Не доходя, свернул к длинному дому, выходящему торцом на улицу:

– Это студенческое общежитие, – пояснил Директор.

Поднялся на крыльцо, прошёл по коридору и повернул в одну из комнат.

– Здесь будете жить.

Миша сразу плюхнулся на кровать за печкой.

– Девушек можем наверху поселить, со студентками.

– Вы как? – Сергей обернулся к Ларисе.

– Нет, мы здесь, со своими, ответила она за себя и за Таню.

Двое парнишек выгребали из тумбочек барахло и укладывали в рюкзаки. Одного Виктор узнал. Он первым выпрыгнул вчера на борт катера.

– Давайте знакомиться, – Директор уселся на одну из кроватей.

– Тебя помню, – он кивнул мне, – а остальных первый раз вижу.

Представились по очереди.

– Теперь о том, чего нельзя. Нельзя уходить со Станции в одиночку. Если идёте далеко, обязательно сообщите дежурному преподавателю. Нельзя выходить на литораль. Ступая по дну во время отлива, вы убиваете сотни живых организмов. Нельзя без разрешения брать лодки, надо записаться у дежурного. Нельзя кататься на дежурной лодке, нельзя высаживаться на Великий…