– Юрий Артемьевич, зональный прокурор Васин – прекрасный работник, дисциплинирован, грамотен… Он вам нравится?

Вопрос был хитрым, поскольку Рябинин как бы проверял искренность прокурора в этих спорах: Васин надзирал за их прокуратурой, и от Беспалова требовалась оценка вышестоящего должностного лица.

– Нет, – признался прокурор, чуть повременив.

– А почему?

– Суховат. И еще кое-что…

– Выходит, вы оцениваете человека не по труду?

Юрий Артемьевич потянулся к носу – пошатать.

– Душа важна человеческая, – решил помочь Рябинин.

– Но и нетрудовая душа нам тоже ни к чему, – сразу отпарировал прокурор.

– Правильно. Без труда нет человека. Но и в одном труде нет человека.

– Нет, в труде уже есть человек! – загорелся прокурор, впервые загорелся на глазах следователя.

Рябинин даже умолк. Беспалов смотрел на него сердито, широко, всклокоченно. Его пыл лег на Рябинина, как огонь на солому. Ответит, он ему ответит.

И промелькнуло, исчезая…

…Работа может все закрыть. Увлеченность работой может означать безразличие к многообразию жизни. Любовь к делу – обратная сторона равнодушия к жизни?..

– Юрий Артемьевич, только подумайте, какая надежная защита – труд. По вечерам пьянствую, но я же работаю. Хулиганю, безобразничаю – но работаю. Над женой издеваюсь – однако работаю. Детей воспитал никчемностями и лоботрясами – позвольте, я же работал. В домино стучу, в карты режусь, слоняюсь, книг не читаю, в театре век не бывал, в мелочах погряз и глупостях – не приставайте, я же работаю…

Рябинин замолк. Говорить длинно он не любил и не умел. Если только в споре. Да и не то он сказал, что промелькнуло – там было тоньше, острее, сомнительнее.

Юрий Артемьевич положил окурок в пепельницу и плотно накрыл его ладонью, чтобы тот задохнулся без воздуха.

– И все-таки о человеке судят по тому, каков он в работе.

– Не только, – обрадовался Рябинин тому возражению, которое он мог оспорить. – Труд частенько стереотипен. Много тут узнаешь о человеке? А вы посмотрите на него после работы, в выходные дни, в отпуске… Сколько неплохих работников мается, не зная, чем себя занять! Или заняты пустяками. Тут вся личность.

Опять длинно говорил. Окурок в пепельнице уже задохнулся. Юрий Артемьевич снял ладонь и на всякий случай тронул крупный нос. Он мог бы и не трогать, мог бы выйти победителем в споре, обратившись к своей прокурорской роли, и авторитетно разъяснить ошибку следователя. Мог бы победить и не обращаясь к должности: кому не известно, что труд есть мера всего?

– Ну и что же все-таки определяет человека? – спросил он.

– Думаю, что образ жизни.

Беспалов чуть посомневался и добавил:

– В который обязательно входит труд.

– Согласен, – улыбнулся Рябинин.

– Так вы смыслом нашего существования полагаете образ жизни?

– Нет.

– А что?

– Пока не знаю, – ответил Рябинин, как отвечал ему не раз.

– Пока, – усмехнулся Беспалов. – Многие проживают жизнь, да так и никогда и не узнают, для чего.

– Я надеюсь узнать.

Юрий Артемьевич пригладил стружку висков, которую простоватая секретарша как-то посоветовала ему распрямить в парикмахерской, и неожиданно спросил:

– Допустим, человек меряется не только трудом… Почему же вы сами работаете, как лошадь?

Рябинин хотел переспросить – как кто? Ну да, лошадь, та самая, которую он привел в пример, как тоже работающую. Нужно ответить что-нибудь остроумное, легкое, не вдаваясь. Например: «Разве бывают лошади в очках?» Или: «А что, из моего кабинета слышно ржание?»

– Почему не звонят с места происшествия? – спросил Рябинин.