– Я не спал! Только прилёг глаза закрыть! – воскликнул он, растерянно глядя на Ратмира.

Тот, набрасывая на лошадь сбрую, внимательно посмотрел на него:

– Ничего, я – свой. Не бойся. Как тебя зовут, хлопец?

– Максимка я. Ой, а я тебя и не сразу-то признал, скоморох, в этой одёже! Так ты ничего не скажешь боярину? – обеспокоенно спросил тот. – А то вот только сыны боярские Матвей Светозарович и Тимофей Светозарович тоже в город отбыли спозаранку. Так они мне таких лещей наобещали отвесить в следующий приезд за то, что ихние лошадки к их приходу ещё не были запряжены.

– Ничего не скажу, не бойся. А ты – сын кузнеца Леонтия?

– Откуда знаешь? – удивился юноша, пытаясь пятернёй пригладить непослушные волосы.

– Сорока на хвосте принесла, – усмехнулся Ратмир и уже всерьёз спросил: – Ответь мне только честно: боярышня Богдана… Она только жеребят приходила смотреть или с тобой тоже поговорить любила?

Лицо Максимки залила алая краска, и он неожиданно упал перед Ратмиром на колени:

– Не губи, скоморох! Не знаю, откуда тебе всё это ведомо, но только было нам всем сказано, чтобы тебя никому здесь не трогать и ни в чём не препятствовать. Поэтому прошу тебя, Христа ради, не спрашивай меня ни о чём! Только одно я тебе могу сказать, что я и пальцем не тронул Богданушку! Веришь ли?!

– Верю, Максимка. Вставай с колен и старайся как можно меньше это делать в своей жизни, – Ратмир повернулся к лошадке, поправляя подпругу седла.

– Это ты о чём, скоморох? – непонимающе посмотрел на него юноша.

– Да ни о чём, – махнул рукой Ратмир. – Забудь… Скажи мне лучше – какой она была – боярышня?

– А? – непонимающе взглянул на него Максимка и спохватился. – Она была доброй, весёлой, честной. Только ведь ей строго-настрого было запрещено покидать светлицу…

– И всё равно она тайком от отца приходила сюда встречаться с тобой? – улыбнувшись, спросил Ратмир.

– Она приходила жеребят лечить, – упрямо повторил Максимка.

– И ваши все знали про это и молчали. Почему? Говори, я тебе слово даю, что никто не узнает о нашем разговоре. Ещё и монетку серебряную получишь, – Ратмир полез в карман штанов и, вытащив оттуда блестящую монетку, показал её юноше.

– Ой, денежка – это хорошо! – радостно воскликнул юноша и жадными глазами уставился на монетку.

– Так почему все молчали, что барышня к тебе на свиданки бегала?

– А кому же хотелось бы на себе плетей испытать?! Боярин-то особо не разбирает – кто прав, кто виноват. Сразу всыпать может ни за что, – вскинул возмущенно брови юноша. – Дочка его развлекаться желала, а кто-то потом за это ответ должен был держать.

– Вот даже как! – удивился Ратмир и как-то по-другому посмотрел на Максимку. – Стало быть, тебе не очень нравилось, что она приходила сюда и разговаривала с тобой? Небось, подарки какие-то дарила?

– Ну, было дело, приносила какие-то вышивки – рукоделие бабское, – нехотя признался юноша. – А оно мне на что? Вот, когда монетку-другую подкидывала, так на это хоть обнову какую я мог себе купить или матери конфет каких. Так монеток у неё особо и не допроситься было. Всё отговаривалась, что боярин, дескать, все деньги в сундуке под замком держит.

– А ты её просил деньги у отца воровать? – прищурился Ратмир, держа лошадь под уздцы.

– Так мне же должна была быть от неё хоть какая-то польза, – пожал плечами Максимка. – И все мои дружки так говорили. Что, мол, если терпишь её поцелуйчики, то пусть она тебе и платит за это.

– Так вы целовались даже?! – поразился Ратмир.

– А что мне было делать, если она сама губки свои подставляла? – искренне удивился Максимка.

Неожиданно на улице послышался грубый мужской голос: